Урок (точнее, уроки – минимум два, лучше четыре) можно начать с представления автора, с краткого рассказа о его жизни, творчестве и общественной деятельности. (Соответствующую справку коллеги найдут в приложении к этой публикации.)
Затем (или, наоборот, до представления автора) следует, как мне кажется, обменяться общими впечатлениями о прочитанном – в том «непричесанном», естественном их виде, в каком они сложились в сознании ребят, чтобы у последующего углубления в текст был адекватный самому тексту сильный эмоциональный зачин.
Основное же содержание разговора – анализ повести, который ориентирован на раскрытие поставленных заранее во на осмысление связанных с ними нравственных, исторических и политических проблем, на приобщение к таинствам художества облечь в неотразимо впечатляющее слово даже такой сложный и страшный, как в данном случае, жизненный материал.
Предлагаемое далее расчлененное на тематические блоки исследование повести может служить основой, опорой для разговора на уроках.
БРАТЬЯ
Ключевые слова повести появляются уже в посвящении, где сама эта книга обозначена как «беспризорное дитя литературы»1, долго не находившее журнального пристанища.
Перешагнув за пределы своего первоначального контекста, формула «беспризорное дитя» определяет общественный статус, образ жизни и судьбу главных героев повести – Кузьменышей. Правда, в центре повествования оказывается не одно дитя, а нераздельное органическое единство двоих – братьев Кольки и Сашки Кузьминых (не потому ли Кузьменышей, что вызывает рифмо-ассоциацию – детенышей?).
Принципиальная значимость братства как формы и человеческого существования получает сюжетное подтверждение: когда один из братьев-близнецов погибает, второй выживает только благодаря тому, что рядом с ним появляется новый, такой же неразлучный и преданный брат.
И все-таки почему не дитя, а – братья? Почему безысходно трагическому одиночеству, запечатленному в формуле «беспризорное дитя», Приставкин предпочел неразрывное единство, обозначенное пронизывающим повесть от начала и до конца словом «братья»?
Чтобы ответить на этот во следует пристально вглядеться в героев и за ними по маршруту их судьбы.
Братья Кузьмины являют собой поначалу некое единое неделимое целое, изнемогающее от одного и того же мучительного чувства – голода, одержимое желанием увидеть, «как он, хлеб, грудой, горой, Казбеком возвышается на искромсанном ножами столе», ведомое неодолимым искушением хотя бы почувствовать, как этот вожделенный хлеб пахнет (7).
Они отважно держат оборону против холодного и враждебного окружающего мира, в полной мере используя свое преимущество: «В четыре руки тащить легче, чем в две; в четыре ноги удирать быстрей. А уж четыре глаза куда вострей видят, когда надо ухватить, где что плохо лежит» (8). Эту сторону тандема позднее мгновенно улавливает и заместивший погибшего Сашку Алхузур: «Одын брат – дыва хлаз, а дыва брат – четыры хлаз!» (228).
Свое единство Кузьменыши подтверждают практической неразлучностью: «вместе ходят, вместе едят, вместе спать ложатся» (12). И даже когда они на уроки по очереди ходили, чтобы не прерывать «земляные работы» – подкоп под хлеборезку, «получалось, что оба были хотя бы наполовину» (12). Каждый из них осознает себя всего лишь «половинкой», да и для окружающих они нерасторжимое целое. «Их разделить нельзя, они нерасчленимые, есть такое понятие в арифметике… Это про них как раз!» – так, в третьем лице, тем самым подчеркивая объективность факта, рассуждает Колька о себе с братом в тот драматический момент, когда Сашка вдруг заявляет о готовности «по своей воле» расстаться с ним из-за Регины Петровны. Объяснить это, с точки зрения Кольки, можно только одним: «Сашка свихнулся» (191). Ибо вообще-то жили и выживали братья тем, что сами же сформулировали в ответ на во воспитательницы: «А по отдельности вас как? – Мы по отдельности не бываем» (137), где «не бываем» равнозначно «не существуем».
Гибель Сашки становится для Кольки катастрофой, так как это не гибель близкого, дорогого, единственного в мире жизненно необходимого существа – это собственная, заживо переживаемая гибель.
Вот он везет сквозь ночь мертвого Сашку: «Он даже не понял, тяжело ему везти или нет. Да и какая мера тяжести тут могла быть, если он вез брата, с которым они никогда не жили порознь, а лишь вместе, один как часть другого, а значит, выходило, что Колька вез самого себя» (204).
