Лев Николаевич Гумелёв (1912-1992) был историком, этнологом, археологом, востоковедом, писателем и переводчиком. Это сын известных поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилёва. Из-за своего происхождения, а также и из-за собственных взглядов стал одной из жертв сталинских репрессий: 4 раза подвергался аресту, дважды отбывал длительные сроки в лагерях.
Лев Гумелёв создал собственную теорию. Она относиться к числу цивилизационных, то есть он выделил ряд стадий, которые проходит каждая цивилизация (вернее, в данной теории каждый народ). В соответствии с теорией Гумелёва движущий силой смены этих стадий является разная степень так называемой пассионарности народа. Пассионарностью он называл непреодолимое внутренне стремление к деятельности, направленное на осуществление каких-либо целей.
По мнению Л. Гумелёва на разных фазах развития у народа разная степень пассионарности.
Первая фаза – фаза пассионарного подъема этноса, вызванная пассионарным толчком. Наибольший подъем пассионарности – акматическая фаза этногенеза – вызывает стремление людей не создавать целостности, а, напротив, быть самими собой не подчиняться общим установлениям, считаться только с собственной природой. Постепенно пассионарный заряд сокращается.
Вторая – фаза надлома. Как правило, она сопровождается огромным рассеиванием энергии. Этнос начинает жить «по инерции» благодаря приобретенным ценностям. Эту фазу можно назвать «инерционной». Наступает фаза, при которой процессы распада в этносоциальной системе становится необратимым.
Последняя фаза этногенеза – мемориальная, когда этнос сохраняет лишь память о своей исторической традиции.
Теория Л. Гумелёва не признана большинством историков, однако продолжает сохранять свою притягательность.
Ранней осенью я и мой папа отправились ловить на речке рыбу. Выехали еще до рассвета, в 4 часа утра. Я совсем не выспался, но мысль о столь долгожданной рыбалке меня взбодрила. Когда мы приехали на место, быстро размотали свои удочки и принялись рыбачить.
Папа поймал огромного сома, который смотрел на меня испуганными глазами и, казалось, поедал взглядом. За первый час я поймал несколько небольших карасиков, но уверенно ждал серьезного, большого улова.
Прошло несколько минут и ура! Сбылось! Вдруг у меня в руках оказался огромный карп. Я хотел показать его папе, но когда оглянулся, то увидел, что нахожусь вовсе не на берегу.
Это было волшебное дно реки. Я ранее никогда в жизни не видал такой красоты. Вода была такой чистой и прозрачной, как стекло. Рыба самая разнообразная: от мальков до гигантских скатов. А, что самое удивительное – они разговаривали!
Раки делились своими впечатлениями от вечернего похода на берег, стерлядь обсуждала поединок с рыбаками, караси собирались играть в мяч. Маленькая мойва учила алфавит, а скумбрия зубрила математику. Только щука, молча, лежала на дне и внимательно наблюдала за всеми моими движениями.
Я подошел к судаку и спросил, где мой папа. - Рыбачит. Вот только что выловил дитя нашей главной щуки, - ответил он и указал взглядом на ту самую щуку. И в этот момент она хлынула с места и шустро поплыла ко мне со словами: «Папа – мое дитя, а я – его!».
Я хотел было бежать, но не мог рушить с места. Щука была совсем близко, уже открыла рот, как вдруг я проснулся.
Оказалось, я просто уснул. И вот такое мне причудилось. Бывает же!
Ранней осенью я и мой папа отправились ловить на речке рыбу. Выехали еще до рассвета, в 4 часа утра. Я совсем не выспался, но мысль о столь долгожданной рыбалке меня взбодрила. Когда мы приехали на место, быстро размотали свои удочки и принялись рыбачить.
Папа поймал огромного сома, который смотрел на меня испуганными глазами и, казалось, поедал взглядом. За первый час я поймал несколько небольших карасиков, но уверенно ждал серьезного, большого улова.
Прошло несколько минут и ура! Сбылось! Вдруг у меня в руках оказался огромный карп. Я хотел показать его папе, но когда оглянулся, то увидел, что нахожусь вовсе не на берегу.
Это было волшебное дно реки. Я ранее никогда в жизни не видал такой красоты. Вода была такой чистой и прозрачной, как стекло. Рыба самая разнообразная: от мальков до гигантских скатов. А, что самое удивительное – они разговаривали!
Раки делились своими впечатлениями от вечернего похода на берег, стерлядь обсуждала поединок с рыбаками, караси собирались играть в мяч. Маленькая мойва учила алфавит, а скумбрия зубрила математику. Только щука, молча, лежала на дне и внимательно наблюдала за всеми моими движениями.
Я подошел к судаку и спросил, где мой папа. - Рыбачит. Вот только что выловил дитя нашей главной щуки, - ответил он и указал взглядом на ту самую щуку. И в этот момент она хлынула с места и шустро поплыла ко мне со словами: «Папа – мое дитя, а я – его!».
Я хотел было бежать, но не мог рушить с места. Щука была совсем близко, уже открыла рот, как вдруг я проснулся.
Оказалось, я просто уснул. И вот такое мне причудилось. Бывает же!
Лев Гумелёв создал собственную теорию. Она относиться к числу цивилизационных, то есть он выделил ряд стадий, которые проходит каждая цивилизация (вернее, в данной теории каждый народ). В соответствии с теорией Гумелёва движущий силой смены этих стадий является разная степень так называемой пассионарности народа. Пассионарностью он называл непреодолимое внутренне стремление к деятельности, направленное на осуществление каких-либо целей.
По мнению Л. Гумелёва на разных фазах развития у народа разная степень пассионарности.
Первая фаза – фаза пассионарного подъема этноса, вызванная пассионарным толчком. Наибольший подъем пассионарности – акматическая фаза этногенеза – вызывает стремление людей не создавать целостности, а, напротив, быть самими собой не подчиняться общим установлениям, считаться только с собственной природой. Постепенно пассионарный заряд сокращается.
Вторая – фаза надлома. Как правило, она сопровождается огромным рассеиванием энергии. Этнос начинает жить «по инерции» благодаря приобретенным ценностям. Эту фазу можно назвать «инерционной». Наступает фаза, при которой процессы распада в этносоциальной системе становится необратимым.
Последняя фаза этногенеза – мемориальная, когда этнос сохраняет лишь память о своей исторической традиции.
Теория Л. Гумелёва не признана большинством историков, однако продолжает сохранять свою притягательность.