Глаз иногда называют живым фотоаппаратом, так как оптическая система глаза, дающая изображение, сходна с объективом фотоаппарата, но она значительно сложнее.
Глаз человека (и многих животных) имеет почти шарообразную форму он защищен плотной оболочкой, называемой склерой. Передняя часть склеры — роговая оболочка прозрачна. За роговой оболочкой (роговицей) расположена радужная оболочка, которая у разных людей может иметь разный цвет. Между роговицей и радужной оболочкой находится водянистая жидкость.
В радужной оболочке есть отверстие — зрачок, диаметр которого в зависимости от освещения может изменяться примерно от 2 до 8 мм. Меняется он потому, что радужная оболочка раздвигаться. За зрачком расположено прозрачное тело, по форме похожее на собирающую линзу, — это хрусталик, он окружён мышцами, прикрепляющими его к склере.
За хрусталиком расположено стекловидное тело. Оно прозрачно и заполняет всю остальную часть глаза. Задняя часть склеры — глазное дно — покрыто сетчатой оболочкой (сетчаткой). Сетчатка состоит из тончайших волокон, которые, как ворсинки, устилают глазное дно. Они представляют собой разветвлённые окончания зрительного нерва, чувствительные к свету.
Как получается и воспринимается глазом изображение?
Свет, падающий в глаз, преломляется на передней поверхности глаза, в роговице, хрусталике и стекловидном теле (т. е. в оптической системе глаза), благодаря чему на сетчатке образуется действительное, уменьшенное, перевёрнутое изображение рассматриваемых предметов
Формирование изображения на сетчатке глаза
Свет, падая на окончания зрительного нерва, из которых состоит сетчатка, раздражает эти окончания. Раздражения по нервным волокнам передаются в мозг, и человек получает зрительное впечатление, видит предметы. Процесс зрения корректируется мозгом, поэтому предмет мы воспринимаем прямым.
А каким образом создаётся на сетчатке чёткое изображение, когда мы переводим взгляд с удалённого предмета на близкий или наоборот?
В оптической системе глаза в результате его эволюции выработалось замечательное свойство, обеспечивающее получение изображения на сетчатке при разных положениях предмета. Что же это за свойство?
Кривизна хрусталика, а значит, и его оптическая сила могут изменяться. Когда мы смотрим на дальние предметы, то кривизна хрусталика сравнительно невелика, потому что мышцы, окружающие его, расслаблены. При переводе взгляда на близлежащие предметы мышцы сжимают хрусталик, его кривизна, а следовательно, и оптическая сила увеличиваются.
глаза при к видению как на близком, так и на далёком расстоянии называется аккомодацией глаза Предел аккомодации наступает, когда предмет находится на расстоянии 12 см от глаза. Расстояние наилучшего видения (это расстояние, при котором детали предмета можно рассматривать без напряжения) для нормального глаза равно 25 см. Это следует учитывать, когда пишете, читаете, шьёте и т. п.
Мир без силы трения.
Как Лешка Вострецов боролся с трением
- Опять у Лешки ботинки порвались. Не напасешься, - недовольно сказала лешкина мама лешкиному папе. – А одежда? Все время протирается: то на коленках, то на локтях.
Лешка Вострецов, учащийся седьмого класса политехнической гимназии, сидя в своей комнате, слушал мамины жалобы и размышлял о природе так раздражавших его неприятностей. «Ботинки, одежда. Это беда – не беда. Хуже приходится машинам и станкам. У них столько трущихся друг о друга деталей. И не сосчитать! Трется металл о металл, и, как его ни смазывай, машина рано или поздно ломается, надо чинить. Изнашиваются от трения колеса поезда, колесики часов, валы могучих теплоходов, сверла станков. А все - это противное трение, сколько неудобств оно доставляет! – думал Лешка. - Надо что-то делать».
И Лешка приналег на физику. Целый месяц он безвылазно просидел в школьной физической лаборатории: то он писал в тетради какие-то формулы, то что-то паял, то штудировал справочник по элементарной физике, то снова что-то паял и прилаживал друг к другу цветные проводки…
И вот однажды в среду, перед первым уроком, за стеной кабинета физики, в лаборантской, раздался противный гул. С покосившейся полки одна за другой посыпались книги. Один из гвоздей, на котором она держалась, выпал, а другой медленно выползал из стенки. Вацлав Семенович – директор гимназии и учитель физики в одном лице – в испуге вскочил со стула, но тут же шлепнулся на пол. Только сосчитал синяки – от собственной тяжести хлопнулась об пол тяжелая люстра. Внезапно во всей гимназии погас свет. Вацлав Семенович хотел зажечь спичку – не зажигается, скользит по коробку, а толку никакого. Попытался встать с пола – ноги разъезжаются. Кое-как ему удалось выбраться в коридор. Мебель и пришедшие пораньше учащиеся двигались здесь сами собой, а подъехавший к нему вплотную шкаф тут же развалился на части.
Внезапно гудение прекратилось. Почувствовав себя вполне устойчиво, все, находящиеся в стенах гимназии, немедля выбежали на улицу. Здесь, к счастью, все было в порядке. Но внезапно из раскрытого окна лаборантской снова донеслось ненавистное гудение, еще сильнее прежнего. И в тот же миг все пошло кувырком. Метла дворника дяди Васи тут же рассыпалась прямо у него в руках на отдельные хворостинки. Прохожие совершали какие-то странные движения и падали, бес взмахивая руками. Автобус, несмотря на все старания водителя, никак не мог отъехать от остановки. Его колеса бешено вращались - и ни с места. А шофер троллейбуса, на полном ходу высунувшись из окна кабины, кричал с перекошенным от ужаса лицом: «Машина взбесилась! Тормоза отказали! Не могу остановить!»
Таинственное гудение стихло так же внезапно, как и появилось. Из дверей вышел Лешка Вострецов, неся под мышкой какой-то прибор.
- Ура! Трение побеждено! То ли будет, когда я запущу аппарат на полную мощность!
И он повернул одну рукоятку, другую – в тот же миг раздался пронзительный вой. Аппарат задрожал и стал разваливаться на части. Через несколько секунд от прибора осталась груда хлама: куски железа, проводки, осколки стекла.
- И тут трение! Как же я раньше не сообразил! Аппарат уничтожил силу трения не только вокруг, но и внутри самого себя!
… Так бесславно закончилась эта необычная история. Лешка понял, какая беда могла бы случиться, если бы вдруг исчезло трение. Оказывается, без него невозможно жить на земле. Словом, с трением надо бороться только там, где оно мешает.
