Славная революция "Славная революция" (Glorious Revolution), бескровный переворот в Англии в 1688-89 гг.
Назв. относится к событиям, связанным с отстранением от власти Якова II и заменой его на англ, троне Вильгельмом и Марией.
В более широком смысле "С. р." знаменует конец попыток Стюартов вернуть абс. власть короля и установление в стране конституционных форм правления.
С самого начала правления Якова II его действия внушали тревогу как вигам, так и тори. В нарушение закона Яков предоставлял католикам важные должности в армии, церкви, ун-тах и пр-ве.
Он претендовал на право по своему усмотрению приостанавливать действие законов или освобождать от их исполнения, и две его Декларации о веротерпимости приостанавливали действие уголовных законов, направленных против католиков и сектантов.
Яков II подверг аресту семерых епископов и отдал их под суд за объявление незаконной второй Декларации о веротерпимости.
Епископы были признаны невиновными "в подстрекательстве к бунту"; авторитет короля был подорван.
В конце XVIII ст. в Англии началась промышленная революция (Промышленный переворот), то есть переход от мануфактурного производства к фабричному, от ручного труда к машинному. Предпосылки ее вызревали давно. Первой стала аграрная революция (аграрный переворот), которая началась в XVI в. Аграрная революция - Это переход от натурального товарного производства в сельском хозяйстве, ликвидация мелких крестьянских хозяйств и сосредоточение земли в руках крупных землевладельцев, крупных арендаторов; введение наемного труда.
В Англии аграрная революция убрала форму ограждения, когда лендлорды забирали общественные земли с целью увеличения своих владений для разведения овец и этим разоряли крестьян. Последние, лишенные средств к существованию, превращались в дешевую наемную рабочую силу. Наиболее активно процесс раскрестьянивания проходил в XVIII века, когда парламент принял почти 1,5 тыс. законов, которые позволяли ограждения. В конце XVIII в. крестьянство в Англии исчезло.
Аграрная революция обеспечила промышленность дешевой рабочей силой и необходимым сырьем.
Охота к перемене мест владела человеком всегда. И всегда путешествия в дальние страны превращались в диалог культур или даже цивилизаций, с неизбежными, порой непреодолимыми трудностями. Уцелевшие в странствиях, как правило, стремились поведать своим соплеменникам, согражданам или просто родственникам об увиденном в далеких краях. Рассказ этот нередко оказывался весьма далеким от реальности, но не из-за недостатка фактов, а из-за неумения их адекватно интерпретировать. Нормы собственной культуры жестко контролируют восприятие путешественника, и совсем не просто понять, а тем более — принять правоту «чужого».
К настоящему времени жанр путевых очерков изрядно пообветшал. Причина очевидна: современные средства сообщения сделали большинство стран мира легкодоступными для среднего обывателя. И он предпочитает узнавать о неведомых ему краях непосредственным образом, de visu. В крайнем случае — с телевизора.
В советское время, когда путешествие за границу было уделом избранных, чуть ли не каждый, кому посчастливилось посетить Японию, считал своим долгом изложить впечатления в письменном виде. И произведения эти, пусть даже легковесные, находили своего читателя. Многим не терпелось узнать: а как там, в Японии? С концом же советской эпохи умерли и путевые заметки — как и во всем цивилизованном мире, они превратились в «ископаемый» жанр. Если их даже и пишут, то печатать не хочет никто. Это и понятно: заезжим путешественникам довольно трудно добавить что-нибудь «новенькое» к трудам профессиональных японистов. А потому нынешний удел таких путешественников — устные рассказы с показом фотографий и «обмыванием» благополучного возвращения.
Однако так было не всегда. Путевые очерки европейцев представляют собой своеобразную историю знакомства с Японией, саму историю японоведения. Ценность их чрезвычайно велика по нескольким причинам. Во-первых, сами носители культуры считают свои привычки и предметы повседневного окружения настолько обычными, что очень часто не находят их достойными сколько-нибудь систематического описания. И эта ситуация характерна для любой культуры.
Вторая причина имеет отношение уже непосредственно к Японии, к особенностям пройденного ею исторического пути. Дело в том, что основным международным партнером Японии всегда выступал Китай. И китайцы кое-что знали об обыкновениях японцев. Однако Китай всегда считал себя центром мироздания и испытывал по отношению к окружающим его народам комплекс превосходства. Этот комплекс укоренился столь прочно, что описывать «восточных варваров» (именно так они именовали японцев) китайцы полагали ниже своего достоинства. Что эти недолюди знают и умеют? — спрашивали они сами себя и давали ответ весьма скептический. Поэтому в своих династийных хрониках они Японии места почти не уделяли. А потому до XVI в. все наши сведения об этой стране могут быть почерпнуты только из японских же источников. Иными словами, до этого времени мы почти лишены возможности сопоставления. А это всегда не только обедняет картину жизни, но и искажает ее — ведь каждый автор пристрастен.
С приходом в Японию христианских миссионеров в середине XVI в. ситуация меняется. Правда, миссионеры (в основном — иезуиты) были, мягко говоря, идеологически ангажированными — ведь их основной целью являлось обращение японцев в христианство, а верования и убеждения аборигенов они считали дикими суевериями, которые следует по возможности искоренять. Кроме того, вхождение в чужую культуру требует довольно длительного времени, которого они оказались лишены: с 1637 г. Япония фактически закрылась для контактов, почти все европейцы (в основном португальцы и испанцы) были вынуждены покинуть страну. В связи с этим наблюдения и суждения миссионеров о японской духовной культуре и истории полны предрассудков, неточностей и прямых ошибок. В сущности, из сочинений миссионеров касательно «души» японцев можно больше узнать не столько о ней, сколько о самих европейцах. Совсем другое дело — японские обыкновения. Эту сферу христианские проповедники изучали очень старательно, понимая, что иначе трудно рассчитывать на религиозные успехи. Вот почему их «инструктивные» сочинения являются настоящим кладезем бытовых деталей японской средневековой реальности.