япония до самых недавних пор казалась страной, одержимой тем, чтобы идти своим собственным путём. в неё долго не допускали европейцев, и даже элементы культуры соседей-азиатов противопоставлялись всему японскому как нечто явно чужое. в изоляции япония оказывалась без знаний о технических и общественных новшествах и в конце концов серьёзно отстала. однако так было не всегда, и в самом конце xvi века были все основания полагать, что культурные и торговые контакты с европой станут постоянными.
в 1542 году к японским берегам подошла китайская джонка. с неё сошли три человека с разноцветными волосами и глазами, одеждах, совершенно непохожих на кимоно, и с узким мечом на боку. это были португальцы, купцы, потерпевшие кораблекрушение. помимо мечей у них были с собой аркебузы, которые они, чтобы заинтересовать японцев, показали в действии — и научили, как изготовить такие же.
впрочем, есть легенда, что для получения секрета изготовления огнестрельного оружия кузнец по имени яита кимбэй отдал за одного из европейцев свою дочь, юную и нежную вакасаку. муж увёз её в далёкую португалию, но она так тосковала среди чужих разноцветных людей с громкими голосами и огромными глазами, что уже через год он приехал с ней назад в японию. дома вакасака уговорила семью представить всё дело так, словно она умерла от болезни. португалец, думая, что овдовел, снова уплыл, оставив вакасаку на её любимой родине.
люди из-за морей изумляли буквально всем. они по-другому кланялись, ели, сидели, и разговаривали друг с другом. они были долговязыми, бородатыми, с кожей, из которой волосы и волоски торчали буквально везде. они казались инопланетянами. но, судя по некоторым чисто приметам, они были точно такими же людьми, как и японцы с китайцами — просто , странными на вид и не знающими хороших манер. весь ум у них ушёл в разные хитрые изобретения.
любой путь, который открывали португальцы, немедленно становился торговым и немного — миссионерским. в японию хлынули товары из азиатских стран, лежащих на пути между португалией и японскими берегами. довольно скудная, крайне сдержанная до того японская кухня преобразилась. туда, например, проникли сладости и жареная на масле еда (а вместе с ней и слово «тэмпура» — искажённое tempora, «время»).
дело было не только в продуктах — раздробленная феодалами япония вдруг начала процветать. мастеровые переняли множество заграничных секретов, купцы распродавали заморские товары, ремесленники принялись объединяться в гильдии. нельзя сказать, что гильдии — чисто европейское изобретение, но процесс удивительным образом совпал с активностью португальцев в японии.
следом за португальцами прибыли испанцы, и с теми и другими — католические миссионеры. начался процесс, которым в дальних странах португальцы и испанцы предваряли или сопровождали процесс колонизации. монахи распространяли веру, которая давала чувство общности с европейцами и заодно учила смиряться перед любой властью, какая ни придёт; купцы продавали оружие, которым местные племена перебивали друг друга и которому местные князья ввязывались в междоусобные войны, соблазнённые возможностью ограбить соседа меньшими усилиями, чем обычно.
эффект внезапно получился обратный. японцы тяготели к представлению о сакральности власти, но в несколько ином ключе: что бы ни случилось, даже лишённый власти над страной император считался потомком великой богини аматэрасу и оставался священной и почитаемой фигурой. на момент, когда в страну прибыли португальцы, японию и без того раздирала междоусобица, и появление огнестрельного оружия только приблизила закономерный итог.
во-первых, японцы, наконец, одолели истинных хозяев тех островов, на которые некогда приехали азиаты — бородатых светлокожих айну. во-вторых, конфликты ожесточились и приближающаяся развязка ускорилась. в японии появился феодал, способный объединить раздробленную страну и посвятивший этому жизнь. кто будет считаться правителем захваченных им земель, даже не обсуждалось: конечно, император. под защитой своего верного вассала, второго человека после главного полубога страны. защитника звали ода нобунага.
остальное вот
Статья посвящена анализу трансформации международного положения Российского государства в XVII–XVIII веках, изменению его статуса в восприятии европейцев от внешнего, скорее «азиатского», государства до европейской, хотя и во многом чуждой и малопонятной, державы. В статье концептуально прослежены основные вехи европейской политики России, особенности ее взаимоотношений с Европой в рамках Вестфальской системы международных отношений. Уделяется внимание вопросам масштабной реорганизации русской армии, развития военной промышленности. Отмечаются изменения в характере и методах внешней политики России, в частности готовность правительства допускать участие страны в международных соглашениях и союзах. Дипломатия получила признание как важнейшее направление государственной деятельности. Со второй половины XVIII века Россия активно участвовала в поддержании европейского баланса, ни одна крупная европейская проблема не решалась без прямого или косвенного участия России. Тем не менее, по мнению автора статьи, нельзя говорить об органичном включении России в систему европейских отношений, поскольку в европейских правящих кругах и общественном сознании Россия воспринималась как нечто чуждое, внешнее по отношению к Европе.
Объяснение: