Петр Алексеевич родился 9 июня 1672 г. Его отцом был русский царь Алексей Михайлович Романов, а матерью Наталья Нарышкина — вторая жена царя. В возрасте 4 лет Петр потерял отца, который умер в 47 лет. Воспитанием царевича занимался Никита Зотов, который по меркам тогдашней России был очень образованным. Петр был младшим в большой семье Алексея Михайловича (13 детей). В 1682 году после смерти царя Федора Алексеевича при дворе обострилась борьба двух боярских кланов — Милославских (родственники первой жены Алексея Михайловича) и Нарышкиных. Первые считали, что престол должен занять больной царевич Иван. Нарышкины, как и патриарх, выступали за кандидатуру здорового и довольно подвижного 10-летнего Петра. В результате стрелецких волнений был выбран нулевой вариант: царями становились оба царевича, а регентом при них назначалась их старшая сестра — Софья.
Петра поначалу мало интересовали государственные дела: он часто навещал Немецкую Слободу, где познакомился со своими будущими соратниками Лефортом и генералом Гордоном. Большую часть времени Петр проводил в подмосковных селах Семеновском и Преображенском, где им были созданы потешные полки для увеселения, ставшие впоследствии первыми гвардейскими полками — Семеновским и Преображенским.
В 1689 году между Петром и Софьей происходит разрыв. Петр требует от сестры удаления в Новодевичий монастырь, потому что к этому времени Петр и Иван уже достигли совершеннолетия и должны были править самостоятельно. С 1689 по 1696 год Петр I и Иван V были соправителями, пока последний не умер.
Петр понимал, что положение России не позволяет ей полностью реализовывать свои внешнеполитические планы, а также стабильно развиваться внутренне. Было необходимо получить выход к незамерзающему Черному морю, чтобы придать дополнительный стимул отечественной торговле и промышленности. Именно поэтому Петр продолжает дело, начатое Софьей и активизирует борьбу с Турцией в рамках Священной Лиги, но вместо традиционного похода в Крым, молодой царь бросает всю свою энергию на юг, под Азов, взять который в 1695 году не удалось, но после постройки зимой 1695-1696 годах флотилии в Воронеже Азов был взят. Дальнейшее участие России в Священной Лиге, однако, начало терять смысл — Европа готовилась к войне за Испанское наследство, поэтому борьба с Турцией переставала быть приоритетом для австрийских Габсбургов, а без поддержки союзников Россия не могла противостоять османам.
В 1697-1698 годах Петр инкогнито путешествует по Европе в составе Великого посольства под именем бомбардира Петра Михайлова. Тогда он заводит личные знакомства с монархами ведущих европейских стран. За границей Петр получил обширные знания в навигации, артиллерийском деле, кораблестроении
А. Ф. Тютчева дала следующую характеристику Николаю: «Глубоко искренний в своих убеждениях, часто героический и великий в своей преданности тому делу, в котором он видел миссию, возложенную на него провидением, можно сказать, что Николай I был донкихотом самодержавия, донкихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом, позволившим ему подчинять всё своей фанатической и устарелой теории и попирать ногами самые законные стремления и права своего века. Вот почему этот человек, соединявший с душою великодушной и рыцарской характер редкого благородства и честности, сердце горячее и нежное и ум возвышенный и просвещённый, хотя и лишённый широты, вот почему этот человек мог быть для России в течение своего 30-летнего царствования тираном и деспотом, систематически душившим в управляемой им стране всякое проявление инициативы и жизни» [91]. В книге французского литератора маркиза де Кюстина «La Russie en 1839» («Россия в 1839 году») , резко критической по отношению к самодержавию Николая и многим чертам русской жизни, Николай описывается так:
Видно, что император ни на мгновение не может забыть, кто он и какое внимание привлекает; он постоянно позирует и, следственно, никогда не бывает естественен, даже когда высказывается со всей откровенностью; лицо его знает три различных выражения, ни одно из которых не назовешь добрым. Чаще всего на лице этом написана суровость. Другое, более редкое, но куда больше идущее к его прекрасным чертам выражение, — торжественность, и, наконец, третье — любезность; два первых выражения вызывают холодное удивление, слегка смягчаемое лишь обаянием императора, о котором мы получаем некоторое понятие, как раз когда он удостаивает нас любезного обращения. Впрочем, одно обстоятельство все портит: дело в том, что каждое из этих выражений, внезапно покидая лицо императора, исчезает полностью, не оставляя никаких следов. На наших глазах без всякой подготовки происходит смена декораций; кажется, будто самодержец надевает маску, которую в любое мгновение может снять. (…) Лицемер, или комедиант, — слова резкие, особенно неуместные в устах человека, притязающего на суждения почтительные и беспристрастные. Однако я полагаю, что для читателей умных — а только к ним я и обращаюсь — речи ничего не значат сами по себе, и содержание их зависит от того смысла, какой в них вкладывают. Я вовсе не хочу сказать, что лицу этого монарха недостает честности, — нет, повторяю, недостает ему одной лишь естественности: таким образом, одно из главных бедствий, от которых страждет Россия, отсутствие свободы, отражается даже на лице её повелителя: у него есть несколько масок, но нет лица. Вы ищете человека — и находите только Императора. На мой взгляд, замечание мое для императора лестно: он добросовестно правит свое ремесло. Этот самодержец, возвышающийся благодаря своему росту над прочими людьми, подобно тому как трон его возвышается над прочими креслами, почитает слабостью на мгновение стать обыкновенным человеком и показать, что он живёт, думает и чувствует, как простой смертный. Кажется, ему незнакома ни одна из наших привязанностей; он вечно остается командиром, судьей, генералом, адмиралом, наконец, монархом — не более и не менее. К концу жизни он очень утомится, но русский народ — а быть может, и народы всего мира — вознесет его на огромную высоту, ибо толпа любит поразительные свершения и гордится усилиями, предпринимаемыми ради того, чтобы се покорить.
В VIII-IХ вв. в далеких заволжских степях обитали многочисленные кочевые тюркоязычные народы. В IX в. в поисках новых пастбищ они начинают движение на запад и доходят до границ Восточной Европы. Первым значительным пришедшим народом были печенеги. Их удар ощутили на себе прежде всего хазары. В конце IX в. печенеги разрушили хазарские крепости на Среднем Дону и прорвались в европейские степи.
Печенеги находились на том уровне формирования ранних форм государства, когда из массы рядовых общинников выделялись наиболее энергичные и становились главами родов и военными предводителями. Из числа родовой знати выбирались вожди племен. Обычно племя включало в себя несколько родов. Печенеги пребывали в постоянном движении и перемещались по степи со своими стадами. Основу стада составляли кони и овцы. Долговременных стойбищ у них не было, жилищем служили легкие юрты. Юрта — это круглое жилище из войлока и шкур животных на каркасе из деревянных жердей. В центре юрты всегда устраивался открытый очаг.
Грабительские войны были важным обогащения племенной верхушки. Печенеги постоянно нападали на соседей, захватывали людей с целью выкупа, уводили скот. Соседние государства стремились заключить с ними мир и откупиться данью.
Хазарский каганат не смог защитить свои владения от вторжения степняков. Печенеги захватили все Подонье и Кубань, продвинулись в Причерноморье. На рубежах русских княжеств печенеги впервые появились в 915 г. Князь Игорь сразу же заключил с ними договор о мире. Константин Багрянородный писал, что русские стремятся быть в мире с печенегами, так как они не могут ни торговать, ни воевать, ни спокойно жить, если находятся во враждебном отношении с этим народом. Однако вскоре византийские дипломаты подкупили печенегов и уговорили их напасть на Русь. Печенеги устроили страшные погромы в пограничных со степью княжествах. Русь начала вести с ними долгую и изнурительную борьбу.
Жестоко страдало от печенегов алано-болгарское население Хазарского каганата. Некоторые поселения сгорели в огне и прекратили свое существование. Особо сильно пострадало население Подонья и Подонцовья. В Приазовье погромов не было. Значительная часть оседлого населения осталась на своих местах.
Только в 1036 г. Ярослав Мудрый сумел разбить под Киевом большое печенежское войско и положить конец их набегам.
Объяснение: