Я встретился с Сахаровым в первый раз в конце августа 68-го года, - пишет Солженицын, - вскоре после нашей оккупации Чехословакии и после выхода его меморандума. Сахаров еще не был выпущен тогда из положения особосекретной и особоохраняемой личности. С первого вида и с первых же слов он производит обаятельное впечатление: высокий рост, совершенная открытость, светлая, мягкая улыбка, светлый взгляд, теплогортанный голос. Несмотря на духоту, он был старомодно-заботливо в затянутом галстуке, тугом воротнике, в пиджаке, лишь в ходе беседы расстегнутом, - от своей старомосковской интеллигентской семьи, очевидно, унаследованное. Мы просидели с ним четыре вечерних часа, для меня уже довольно поздних, так что я соображал неважно и говорил не лучшим образом. Еще и необычно было первое ощущение - вот, дотронься, в синеватом пиджачном рукаве - лежит рука, давшая миру водородную бомбу. Я был, наверное, недостаточно вежлив и излишне настойчив в критике, хотя сообразил это уже потом: не благодарил, не поздравлял, а все критиковал, опровергал, оспаривал его меморандум. И именно вот в этой моей дурной двухчасовой критике он меня и покорил! - он ни в чем не обиделся, хотя поводы были, он не настойчиво возражал, объяснял, слаборастерян но улыбался, а не обиделся ни разу, нисколько - признак большой, щедрой души".
А вот что вспоминал Сахаров: "Мы встретились на квартире одного из моих знакомых. Солженицын с живыми голубыми глазами и рыжеватой бородой, темпераментной речью необычайно высокого тембра голоса, контрастировавшей с рассчитанными, точными движениями, - он казался живым комком сконцентрированной и целеустремленной энергии. Я в основном внимательно слушал, а он говорил - страстно и без каких бы то ни было колебаний в оценках и выводах. Он остро сформулировал, в чем он со мной не согласен. Ни о какой конвергенции говорить нельзя. Запад не заинтересован в нашей демократизации, он запутался со своим чисто материальным прогрессом и вседозволенностью, но социализм может его окончательно погубить. Наши вожди - это бездушные автоматы, они вцепились зубами в свою власть и блага и без кулака зубов не разожмут. Я преуменьшаю преступления Сталина и напрасно отделяю от него Ленина. Неправильно мечтать о многопартийной системе, нужна беспартийная система, ибо всякая партия - это насилие над убеждениями ее членов ради интересов заправил. Ученые и инженеры - это огромная сила, но в основе должна быть духовная цель, без нее любая научная регулировка - самообман, путь к тому, чтобы задохнуться в дыме и гари городов. Я сказал, что в его замечаниях много истинного, но моя статья отражает мои убеждения. Главное - указать на опасности и возможный путь их устранения. Я не жду ответа на мою статью сейчас, но я думаю, что она будет влиять на умы".
Современная история культуры в России связана с восстановлением элементов культуры Российской империи и её интеграцией в культурное наследие СССР. В России производится активное восстановление храмов и религиозных обычаев, возрождается институт меценатства. Помимо этого в существующую культуру СССР приходят ценности, свойственные Западным и Восточным цивилизациям, например, привносятся традиции популярной культуры западных или чайные церемонии и кухня восточных стран. Проводится много тематических фестивалей, выставок и мероприятий. С тем, что в городах достаточно учреждений культуры (театры, кинотеатры, галереи, библиотеки), в 2012 г. были полностью или в основном согласны 77 % жителей российских городов.[2]
Как отмечает в 2007 году британская профессор социологии Хилари Пилкингтон: "наблюдается тенденция считать Россию уникальным обществом, которое состоит из разных культурных традиций, являясь не "гибридом", а уникальной сущностью, которая создалась на основе многих и разных культурных влияний
«Рассказать про Ассирию? Надеюсь, что это будет интересно для многих…», ведь древняя Ассирия поистине удивительная страна. Мы многое знаем о ней благодаря стараниям археологов, которые нашли ее города, барельефы и статуи, а также глиняные таблички. Благодаря тому, что раскопали Ассирию в эпоху империализма, когда одни страны могли безнаказанно грабить другие, археологии вывезли в музеи Европы не только целые статуи, но даже крепостные вороты города Вавилона! Но… что было бы сегодня, если бы этого не случилось тогда? Сегодня религиозные фанатики многое бы из всего этого просто уничтожили, либо все эти находки стали бы жертвами войны. Так что не всегда грабеж одних стран другими это плохо. Можно и так сказать, что это выдающихся культурных ценностей для всего человечества. Благодаря этому до нас сохранились и высеченные из камня изваяния ассирийских царей, выполненные в полный рост; лица и фигуры которых выражают несокрушимую мощь и полную решимость смести у себя на пути все преграды. Глядя на них, видишь их взгляды, подобны хищным взглядам орла, а руки с буграми мышц более чем похожи на львиные лапы. Пышные прически с волосами, завитыми в кольца и уложенные на спине, это тоже неспроста, – это львиная грива, да и сам царь подобен и льву, и быку одновременно, настолько непоколебимо стоит он на земле! Вот какие мысли рождаются в голове, когда мы рассматриваем образцы ассирийского искусства.

Когда ассирийские цари не воевали, они охотились. Вот так! На местных азиатских львов. Стоя на колесницах. На наше счастье ассирийские скульпторы огромное внимание уделяли передаче деталей. Благодаря этому мы можем если и не восстановить, то, по крайней мере, представить себе, как жили и чем занимались ассирийцы в столь далекое от нас время, вплоть до таких мелочей, как детали конской сбруи. Барельеф из дворца в Нимруде 865-860 гг. до н.э. Британский музей.
Но они лишь бледная, хотя и величественная тень, оставшаяся от великой державы. Хотя, например, во времена правления ассирийского царя Синаххериба (около 700 г. до н. э.) в составе его державы находились и Вавилония, и Сирия, и Палестина вместе с Иудеей, и целый ряд районов Закавказья. А при его наследниках ассирийцам удалось присоединить к своей державе (пусть и на короткое время) Египет и Элам – то есть завоевать почти что «весь обитаемый мир» – всю Ойкумену (пусть даже и в пределах, им известным). Но прежде чем они стали такими вот воинственными, прежде чем при одном упоминании об ассирийцах людей Передней Азии охватывала дрожь, история этого государства была… необычайно мирной! И вот с этого-то обстоятельства мы и начнем свой рассказ.
Объяснение:
Я встретился с Сахаровым в первый раз в конце августа 68-го года, - пишет Солженицын, - вскоре после нашей оккупации Чехословакии и после выхода его меморандума. Сахаров еще не был выпущен тогда из положения особосекретной и особоохраняемой личности. С первого вида и с первых же слов он производит обаятельное впечатление: высокий рост, совершенная открытость, светлая, мягкая улыбка, светлый взгляд, теплогортанный голос. Несмотря на духоту, он был старомодно-заботливо в затянутом галстуке, тугом воротнике, в пиджаке, лишь в ходе беседы расстегнутом, - от своей старомосковской интеллигентской семьи, очевидно, унаследованное. Мы просидели с ним четыре вечерних часа, для меня уже довольно поздних, так что я соображал неважно и говорил не лучшим образом. Еще и необычно было первое ощущение - вот, дотронься, в синеватом пиджачном рукаве - лежит рука, давшая миру водородную бомбу. Я был, наверное, недостаточно вежлив и излишне настойчив в критике, хотя сообразил это уже потом: не благодарил, не поздравлял, а все критиковал, опровергал, оспаривал его меморандум. И именно вот в этой моей дурной двухчасовой критике он меня и покорил! - он ни в чем не обиделся, хотя поводы были, он не настойчиво возражал, объяснял, слаборастерян но улыбался, а не обиделся ни разу, нисколько - признак большой, щедрой души".
А вот что вспоминал Сахаров: "Мы встретились на квартире одного из моих знакомых. Солженицын с живыми голубыми глазами и рыжеватой бородой, темпераментной речью необычайно высокого тембра голоса, контрастировавшей с рассчитанными, точными движениями, - он казался живым комком сконцентрированной и целеустремленной энергии. Я в основном внимательно слушал, а он говорил - страстно и без каких бы то ни было колебаний в оценках и выводах. Он остро сформулировал, в чем он со мной не согласен. Ни о какой конвергенции говорить нельзя. Запад не заинтересован в нашей демократизации, он запутался со своим чисто материальным прогрессом и вседозволенностью, но социализм может его окончательно погубить. Наши вожди - это бездушные автоматы, они вцепились зубами в свою власть и блага и без кулака зубов не разожмут. Я преуменьшаю преступления Сталина и напрасно отделяю от него Ленина. Неправильно мечтать о многопартийной системе, нужна беспартийная система, ибо всякая партия - это насилие над убеждениями ее членов ради интересов заправил. Ученые и инженеры - это огромная сила, но в основе должна быть духовная цель, без нее любая научная регулировка - самообман, путь к тому, чтобы задохнуться в дыме и гари городов. Я сказал, что в его замечаниях много истинного, но моя статья отражает мои убеждения. Главное - указать на опасности и возможный путь их устранения. Я не жду ответа на мою статью сейчас, но я думаю, что она будет влиять на умы".