Из этого точно можно что то прочитать и написать:
Первые упоминания казаков
В тюркских памятниках слово «казак» («qazaq» или, как записано в первоисточнике, «qāzāq») впервые зафиксировано в анонимном мамлюкско-арабском словаре, составленном, вероятно, в Египте, известном по рукописи 1245 года и изданном Мартином Т. Хоутсмa в Лейдене в 1894-м[1][2].
При этом слово «qāzāq» М. Т. Хоутсмa переводит по-немецки как «Landstreicher» (бродяга), что может быть переведено по-английски как «vagabond» (бездомный)[2]. Ряд исследователей поддерживает точку зрения М. Т. Хоутсмa относительно датировки словаря и трактовки термина «qāzāq», в частности, Омельян Прицак[3][2]. Ещё более разворачивает трактование этого источника Т. И. Султанов[Комм 1], который переводит «qāzāq» со значениями «бездомный», «бесприютный», «скиталец», «изгнанник», опираясь, в основном, на сочинения Бабура.[6].
Однако, с М. Т. Хоутсмa не согласен ряд других исследователей.
Одни, в частности, Джо-Юп Ли, считают, что 1245 годом источник атрибуцирует сам М. Т. Хоутсмa, и относят его не к середине XIII, а к середине XIV в.[2], а Барбара Флемминг показала, что датировка словаря гораздо позднее — вероятно, 1343 год[7].
Также ряд исследователей не согласны с данным М. Т. Хоутсма переводом слова «qāzāq».
Из этого точно можно что то прочитать и написать:
Первые упоминания казаков
В тюркских памятниках слово «казак» («qazaq» или, как записано в первоисточнике, «qāzāq») впервые зафиксировано в анонимном мамлюкско-арабском словаре, составленном, вероятно, в Египте, известном по рукописи 1245 года и изданном Мартином Т. Хоутсмa в Лейдене в 1894-м[1][2].
При этом слово «qāzāq» М. Т. Хоутсмa переводит по-немецки как «Landstreicher» (бродяга), что может быть переведено по-английски как «vagabond» (бездомный)[2]. Ряд исследователей поддерживает точку зрения М. Т. Хоутсмa относительно датировки словаря и трактовки термина «qāzāq», в частности, Омельян Прицак[3][2]. Ещё более разворачивает трактование этого источника Т. И. Султанов[Комм 1], который переводит «qāzāq» со значениями «бездомный», «бесприютный», «скиталец», «изгнанник», опираясь, в основном, на сочинения Бабура.[6].
Однако, с М. Т. Хоутсмa не согласен ряд других исследователей.
Одни, в частности, Джо-Юп Ли, считают, что 1245 годом источник атрибуцирует сам М. Т. Хоутсмa, и относят его не к середине XIII, а к середине XIV в.[2], а Барбара Флемминг показала, что датировка словаря гораздо позднее — вероятно, 1343 год[7].
Также ряд исследователей не согласны с данным М. Т. Хоутсма переводом слова «qāzāq».
Жители древнегерманских хуторов и деревень, несомненно, также образовывали некую общность. В первые века нашей эры род все еще играл очень важную роль в жизни германцев . Члены его селились если не вместе, то компактно (что особенно ясно проявлялось в ходе миграций) , вместе шли в бой, выступали соприсяжниками в суде, в определенных случаях наследовали друг другу. Но в повседневной хозяйственной практике роду уже не было места. Даже такое трудоемкое дело, как корчевание леса, было по силам большой семье, и именно большая семья, занимавшая описанное выше просторное жилище и состоявшая из трех поколений или взрослых женатых сыновей с детьми, иногда и с несколькими невольниками, и являлась главной производственной ячейкой германского общества. Поэтому независимо от того, происходили ли жители поселения от общего предка или нет, соседские связи между ними преобладали над кровнородственными.
Большая знатность давала известные привилегии. Если верить Тациту, она обеспечивала наряду с уважением преимущество при дележе земли и доставляла предводительство на войне даже юношам; судя по тому, что последние могли позволить себе подолгу пребывать в праздности, чураясь сельскохозяйственного труда, большая знатность, как правило, сочеталась с большим достатком.
О крепнущей взаимосвязи социального превосходства с богатством свидетельствуют и материалы раскопок, показавших, что наиболее солидная богатая усадьба обычно занимала в поселении центральное место, соседствуя с культовым помещением и как бы группируя остальные жилища вокруг себя. Однако во времена Тацита знатность еще не превратилась у германцев в особый социальный статус. Все свободные и свободнорожденные оставались полноправными и в целом равноправными членами племени ; различия в их среде по сравнению с их общим отличием от несвободных были еще относительно несущественными и определялись принадлежностью не к тому или иному социальному разряду, а к конкретному роду .
Несвободные, как и у римлян, формально стояли вне общества, но в остальном рабство играло в жизни германцев принципиально другую роль . Хотя обычаи германцев не запрещали обращать в рабство соплеменников, а беспрестанные войны с соседями обеспечивали стабильный источник пополнения рабов за счет чужаков, рабы образовывали достаточно узкий слой населения. Пленных часто выменивали или продавали римлянам, а иногда и убивали на поле боя или приносили в жертву, рабов же по некоторого времени нередко отпускали на волю и даже усыновляли. По-видимому, рабы имелись далеко не во всяком домохозяйстве, и даже в самых крупных и зажиточных они вряд ли были столь многочисленными, чтобы господская семья могла переложить на них главные хозяйственные заботы. Рабство оставалось патриархальным, и в том, что касается повседневной производственной деятельности и условий существования, образ жизни рабов мало отличался от образа жизни свободных. Часть рабов работала рука об руку с хозяином и делила с ним кров и пищу, однако внимание Тацита больше привлекло то обстоятельство, что германцы «пользуются рабами иначе, чем мы, распределяющие обязанности между челядью, — каждый из них распоряжается в своем доме, в своем хозяйстве.
http://nashrod-gimn.narod.ru/an-germ.htm