Это зависимость от приближения к органам власти. Чем ближе человек находился к власти, тем меньше платил налоги, менее суровые наказания были за проступки и т.д.
Куликовская битва началась с поединка между воином пересветом и монгольским бойцом челубеем. они оба друг друга поразили копьями и погибли. после чего воины вступили в битву с монголо-татарами. сам дмитрий донской сражался на поле битвы, переодевшись в одежду простого богатыря. сражение на куликовом поле было упорным и постепенно монголо-татары стали постепенно побеждать . но в самый отчаянных для наших воинов момент в бой вступил запасной конный полк всеволода и боброка и нанес неожидавшим этого ордынцам большой урон. этот шаг был мудрой задумкой дмитрия донского.
Но поражение при Каннах стало возрождением римлян. Роскошь и разврат богатой Капуи и прекрасной Кампании, где Ганнибал расположился на зимние квартиры, расслабили его грубых воинов; интриги его завистливых противников в Карфагене, постоянно говоривших о надобности заключить мир, задерживали отправление подкреплений к нему; а в Риме патриоты деятельно заботились между тем прекратить вражду между сенатом и народным собранием, аристократиею и массою граждан, устранить этот раздор, бывший причиною всех произошедших в войне с Ганнибалом бедствий. Сенат удержался от выражения заслуженного порицания безрассудному виновнику поражения при Каннах и, при возвращении его в Рим, объявил ему благодарность за то, что он «не отчаялся в отечества». Эта благодарность сената была торжественным проявлением примирения между партиями; народное собрание фактически предоставило управление войною сенату, пополненному принятием новых членов; оно стало утверждать все его решения. Сильные водворившимся между ними единодушием, римляне с необыкновенной деятельностью занялись формированием нового войска для войны с Ганнибалом: все граждане, до очень молодых юношей, были призваны к оружию; были приняты в войско граждане, находившиеся под стражей за неуплату долгов, и преступники; выкупали и зачисляли в войско даже рабов. Чтобы пополнить недостаток оружия, римляне взяли оружие, хранившееся в храмах и поспешно готовили новое; были запрещены столпления народа у ворот, где люди наводили друг на друга уныние жалобами и стонами; траур по убитым в войне с Ганнибалом был ограничен тридцатидневным сроком, чтобы «не было долгого перерыва в радостном служении богам», присутствовать на котором не могли люди в траурной одежде. Недостаток денег в казне был пополнен увеличением налогов и патриотическими пожертвованиями. Скоро в Риме было получено известие, что несколько тысяч воинов, разрозненными толпами ушедших от поражения в битве с Ганнибалом при Каннах, собралось в Канузии под начальством военных трибунов Аппия Клавдия и Публия Сципиона Младшего (сына бывшего консула); что эти храбрые трибуны успели отклонить молодых аристократов от пагубного намерения удалиться за Адриатическое море под начальством Луция Метелла и принудили их остаться на родине, нуждавшейся в защитниках. Сенат сформировал из беглецов два легиона, но, по старинному обычаю, велел им служить без жалованья и оставаться лишенными военных почестей, пока не загладят стыд своего бегства подвигами храбрости. Предложение Ганнибала освободить пленных воинов за выкуп было отвергнуто, по предложению сенатора Тита Манлия Торквата, человека старинных суровых правил; карфагенские послы не были впущены в Рим. О прекращении войны с Ганнибалом не может быть речи, говорили римляне; и у граждан, и у союзников должна быть одна мысль Рима может быть приобретено только победой. Никогда энергия римлян не выказывалась величественнее, никогда патриотизм их не проявлялся блистательнее, чем в эти дни тяжкого испытания. Старик Фабий Максим и его политические друзья ободряли, успокаивали граждан; народ без ропота услышал, что сенат под благовидным предлогом вызвал в Рим бездарного консула Теренция Варрона и поручил командование новыми легионами в войне с Ганнибалом опытному воину, претору Марку Клавдию Марцеллу. Все сословия были единодушны в мысли, что надобно бороться с врагом, не щадя никаких усилий; все мелочные ссоры партий исчезли в убеждении о необходимости энергических мер. Рим как будто пробудился от тяжелого сна.
