Впервые в дворец фараона я попал в 13 лет.
Мой отец, знатный вельможа, владел оливковыми рощами к востоку от Инбу-хедж. В те дни, когда солнце стояло высоко и день был особенно долог, он был уже совсем слаб. Поэтому, когда гонцы из дворца приехали с вестью о том, что фараон требует две тысячи кувшинов оливкового масла к концу года, ехать пришлось мне.
Дворец был от нас совсем недалеко и я мог бы легко дойти туда пешком, но социальный статус требовал от меня соответствующего поведения. Мое облачение было сделано из белоснежной льняной ткани, что подчеркивало мое происхождение, а богато украшенная колесница не оставляла сомнений в том, что дела моей семьи процветают.
Пока запряженные в колесницу кони поднимали пыль по дороге к дворцу, я обдумывал, что я скажу фараону. Выполнить столь большой заказ повелителя было нам по силам и об этом мне нетерпелось доложить фараону.
Дворец был ошеломляюще великолепен. Его громада возвышалась над всеми остальными постройками, при этом не создавая ощущения тяжеловесности. Эта каменная глыба при всей своей массивности походила на нежное воздушное кружево. Обширный двор перед дворцом окружали статуи фараона, а вход в здание скрывался в тени резной колоннады.
Внутри повсюду блестело золото, ценные камни, слоновая кость, лоснились черное дерево и страусиные перья, драпировки из тончайшей расшитой ткани успокаивающе шелестели от горячего летнего ветерка. Превосходные росписи на потолках, стенах и полах на века запечатлели сценки из жизни египтян – от рядовых земледельцев до фараонов.
В дворце было тихо и казалось, будто в этом огромном здании совсем нет людей, однако время от времени то тут то там, виднелись слуги, бесшумно скользящие по мраморному полу с подносами полными фруктов, кувшинами с вином и свернутыми свитками папируса.
Слуга проводил меня в темную комнату, где мне надлежало ждать, когда фараон пожелает слышать меня. Помещение отнюдь не отличалось роскошью – оно было маленьким и душным, кроме того, в нем отсутствовала какая бы то ни было мебель. Во дворце благами могли пользоваться только самые приближенные к фараону люди. Остальные, даже представители столь богатого рода как мой, были здесь равнозначны самому последнему рабу.
Время ожидания тянулось бесконечно, все усиливая мою тревогу. С детства мне внушали, что фараон – воплощение богов. В моем воображении он рисовался гигантским исполином с кожей золотого цвета и изумрудными глазами. Сидя на холодном полу маленькой комнаты, освещаемой несколькими свечами, я гадал, что же я увижу, когда предстану перед повелителем.
Когда слуга фараона пришел за мной, чтобы разрешить пройти в зал для приема гостей, я почти что заснул, привалившись спиной к стене. Пришлось вставать и приводить себя в порядок.
Зал для приема гостей блистал великолепием и душил количеством зажженных огней. Фараон, к моему удивлению, совсем не был великаном. С инкрустированного трона на меня смотрел полноватый, скучающий мужчина возраста моего отца. Прямая борода его лоснилась от ароматических масел. Фараон был богато одет, а в руках держал символы власти: жезл и плеть.
Следуя правилам, я припал к земле в низком поклоне и подождал, когда повелитель разрешит мне встать. Потом я говорил – много и с вдохновением: о том, как почитают фараона в моей семье, об оливковых рощах и реках душистого масла, что мы готовы поставить ко двору в назначенный срок. Когда я закончил, фараон жестом показал, что отпускает меня.
Я был слегка разочарован. За время приема повелитель не проронил ни слова. Слушал ли он меня? Не знаю.
Как бы то ни было, к концу года, караваны повозок, груженые пузатыми кувшинами потянулись к дворцу. Я был доволен, а воля фараона выполнена.
