В ясные летние ночи земля моей матери молчалива. Деревья, весь день метавшиеся на ветру, стоят в немой задумчивости. Должно быть, прислушиваются к вздохам земли. А она рассказывает им о своих болях и тревогах. Луна в безмолвии окидывает всеобъемлющим взглядом поля, долы и реки, задернутые легким туманом.
Порой мне кажется, что земля мертва. Я падаю на твердую, словно камень, дорогу, прижимаюсь к ней и лежу теплым комочком посреди пустынного шляха, прислушиваюсь.
Ты дышишь, земля? Ты слышишь меня, земля?
Сердце мое стучит все громче и громче, и я уже не понимаю, бьется ль оно в моей груди или в тебе, я уже не знаю, кто дышит: я или ты, земля?
Дорога подо мной скрипит тележными колесами, стонет протяжным воловьим стоном.
Ленивый взмах бича и ровное размеренное:
- Гей, гей! Гей, гей!
Я ощущаю ровное щекотное дыхание и влажные ворсистые губы кряжистых животных, вижу упавшие на обочину корнеподобные тени от покрученных древних рогов. Я слышу шорох соли, которая просыпается на дорогу при встрясках чумацких возов. Каждая крупинка искрится едва приметной звездой. Я поднимаю голову и замечаю в небе отраженье этой дороги в соляных россыпях, этого извечного путеводного шляха. Мои глаза тянутся за ним, а он уходит на юг, и там, где-то над Крымом, блеск звездных крупиц сливается, отчего шлях становится белесым.
Сколько же глаз, наивных и верующих, смотрело на тебя, небесный шлях? Те глаза давно закрылись, навсегда унеся дивный отблеск твоих звезд. Те глаза отмучились и отстрадали. Предки мои, чьи судьбы безвестны, как неизвестны дороги, которыми они добирались в Крым за солью, знали, что вкус пота, слез и крови так же солон, как вкус той соли, которую они привозили мучительно долгими шляхами. Ох, как же не сладко, как солоно оно доставалось им!
Быть может, потому щепотка соли на земле моей матери издавна служит людям каплей крови, которая роднит их.
Быть может, потому на земле моей матери доброго гостя встречают хлебом-солью и привечают словами:
- Хлеб да соль!
Без соли ни слова, ни беседы, даже стол считался кривым без соли.
Затерялись, стерлись давным-давно и поросли травою шляхи чумаков на земле моей матери, осталось лишь отражение в небе, так и прозванное Чумацким шляхом.
По небосводам Финляндии, Прибалтики, Белоруссии и России еще тянется Млечный путь, а уже над Украиной — до самого Черного моря — Чумацкий шлях.
Вглядишься иной раз попристальней, до наплывающей слезы, и зримым станет: не звезды то, а рассыпанные блесткие крупицы чумацкой соли.
На внутреннюю политику Екатерины оказывали влияние многие обстоятельства. К моменту воцарения Екатерины страна переживала упадок крестьянского хозяйства, отсутствовал рынок свободной рабочей силы для развития мануфактурного производства, ощущалась постоянная нехватка денежных средств. Это требовало расширения свободы предпринимательской деятельности, ослабления влияния государственного контроля за экономикой, вовлечения большого числа населения страны не только в свободную экономическую деятельность, но и в политическую жизнь. С другой стороны, нарастало народное недовольство, вылившегося в крестьянскую войну в России. К ужесточению внутренней политики вели свободолюбивые идеи русских просветителей Новикова и Радищева. Кроме того, Екатерина была вынуждена считаться с тем, что она пришла к власти, не имея законных прав на престол. Поэтому осторожность требовалась ей для того, чтобы избежать нового дворцового переворота. Все это делало внутреннюю политику императрицы противоречивой. Одним его направлением были мероприятия в духе «просвещенного абсолютизма», а другим – усиление репрессивных мер.
Екатерина 2 в течение 2-х лет разрабатывала «Наказ», в котором изложила свое видение политики «просвещенного абсолютизма». Она отвергала идею «естественного права» и «общественного договора» и считала, что в России главным самоорганизации общества может быть только власть неограниченного монарха, который разработает идеальную систему законов в управлении «просвещенному монарху» должны были оказывать дворяне. Не критикуя места и роли православной церкви, императрица тем не менее (вслед за французскими просветителями) выступила с идеей секуляризации – передачи в государственное управление монастырских и церковных земель. Два миллиона бывших монастырских крестьян были переведены на положение государственных.
Наряду с секуляризацией церковных земель основными мерами Екатерины 2 в русле политики «просвещенного абсолютизма» стали: 1. Просвещение народа, распространение научных знаний в обществе; 2. Учреждение дворянского Вольного экономического общества 91765); 3. Упорядочение крестьянских повинностей в западных (прибалтийских) губерниях; 4. Введение права на открытие предприятий без разрешения правительства (17750; 5. Разрешение всем желающим заводить ткацкие станки и заниматься промыслами (1767); 6. Запрещение публичной продажи крепостных крестьян за долги помещиков (1771); 7. Разрешение создания вольных типографий (1783); 8. Начало проведения школьной реформы и др. (1786).
По замыслу создателей,Конституция 1936 должна была стать «великим демократическим и социалистическим документом», закрепляющим победу социализма в СССР.
Конституция «победившего социализма» представляла собой весьма противоречивый документ. С одной стороны, она содержала, безусловно, прогрессивные положения, до того времени не закрепленные в аналогичных документах ни в одной стране (в частности, право на труд, право на отдых, на получение образования, на материальное обеспечение в старости, по случаю потери трудо Однако, с другой стороны, эти и иные пункты были не более чем политической декларацией. Права и свободы граждан на проведение демонстраций и шествий, например, не были регламентированы соответствующими законами, в результате чего могли быть реализованы лишь 1 мая и 7 ноября при проведении официозных торжеств. Результатом всеобщей занятости населения стала минимизированная зарплата для большинства трудящихся. Пенсии и другие социальные выплаты были также минимальнымиПрава и свободы декларировались, но не выполнялись. Основая цель - легализовать существующий режим.
В ясные летние ночи земля моей матери молчалива. Деревья, весь день метавшиеся на ветру, стоят в немой задумчивости. Должно быть, прислушиваются к вздохам земли. А она рассказывает им о своих болях и тревогах. Луна в безмолвии окидывает всеобъемлющим взглядом поля, долы и реки, задернутые легким туманом.
Порой мне кажется, что земля мертва. Я падаю на твердую, словно камень, дорогу, прижимаюсь к ней и лежу теплым комочком посреди пустынного шляха, прислушиваюсь.
Ты дышишь, земля? Ты слышишь меня, земля?
Сердце мое стучит все громче и громче, и я уже не понимаю, бьется ль оно в моей груди или в тебе, я уже не знаю, кто дышит: я или ты, земля?
Дорога подо мной скрипит тележными колесами, стонет протяжным воловьим стоном.
Ленивый взмах бича и ровное размеренное:
- Гей, гей! Гей, гей!
Я ощущаю ровное щекотное дыхание и влажные ворсистые губы кряжистых животных, вижу упавшие на обочину корнеподобные тени от покрученных древних рогов. Я слышу шорох соли, которая просыпается на дорогу при встрясках чумацких возов. Каждая крупинка искрится едва приметной звездой. Я поднимаю голову и замечаю в небе отраженье этой дороги в соляных россыпях, этого извечного путеводного шляха. Мои глаза тянутся за ним, а он уходит на юг, и там, где-то над Крымом, блеск звездных крупиц сливается, отчего шлях становится белесым.
Сколько же глаз, наивных и верующих, смотрело на тебя, небесный шлях? Те глаза давно закрылись, навсегда унеся дивный отблеск твоих звезд. Те глаза отмучились и отстрадали. Предки мои, чьи судьбы безвестны, как неизвестны дороги, которыми они добирались в Крым за солью, знали, что вкус пота, слез и крови так же солон, как вкус той соли, которую они привозили мучительно долгими шляхами. Ох, как же не сладко, как солоно оно доставалось им!
Быть может, потому щепотка соли на земле моей матери издавна служит людям каплей крови, которая роднит их.
Быть может, потому на земле моей матери доброго гостя встречают хлебом-солью и привечают словами:
- Хлеб да соль!
Без соли ни слова, ни беседы, даже стол считался кривым без соли.
Затерялись, стерлись давным-давно и поросли травою шляхи чумаков на земле моей матери, осталось лишь отражение в небе, так и прозванное Чумацким шляхом.
По небосводам Финляндии, Прибалтики, Белоруссии и России еще тянется Млечный путь, а уже над Украиной — до самого Черного моря — Чумацкий шлях.
Вглядишься иной раз попристальней, до наплывающей слезы, и зримым станет: не звезды то, а рассыпанные блесткие крупицы чумацкой соли.
Мир тебе, соленый путь моих предков!
И тд ..
Удачи)