27 февраля 1425 г. умер великий князь владимирский и московский Василий I Дмитриевич,[1] оставив свой удел, «примыслы» и великое княжество единственному сыну Василию, которому еще не исполнилось и десяти лет (родился он 10 марта 1415 г.). Положение малолетнего великого князя на престоле было непрочным. Живы были его удельные дядья — Юрий, Андрей, Петр и Константин Дмитриевичи. Старший из них, Юрий Дмитриевич, сам претендовал на великое княжение. Князь Юрий считал, что порядок наследования не мог быть установлен Василием I, ибо он определялся духовной их отца — Дмитрия Донского. Юрий Дмитриевич полагал, что, согласно этому завещанию, после смерти Василия великокняжеский престол должен был наследовать именно он, князь Юрий, как старший в роде Ивана Калиты.
Однако вопрос был не таким простым, как это казалось князю Юрию.
Составляя в 1389 г. завещание, Дмитрий Донской писал в нем: «...благословляю сына своего Василия своею отчиною, великим княжением». Победа, одержанная на Куликовом поле, и успехи объединительного процесса сказались уже в том, что великий князь Дмитрий считал великое княжение «своею отчиною» и не передавал вопрос о его судьбе на усмотрение ордынских царей. Правда, о том, как строить отношения с Ордой, в случае если наследник умрет, он умалчивал. Всего не предусмотреть во время, чреватое всякими неожиданностями, да и нужно было верить в [7] лучшее. Вот ведь сумел сам князь Дмитрий достичь многого. Может быть, с Божьей и князь Василий (если тому даст Бог живота) достигнет не меньшего, а там и Всевышний, может быть, «переменит Орду», и все как-нибудь обойдется.
Но «на Бога надейся, а сам не плошай», — гласит мудрая пословица. Поэтому на всякий случай (чего не бывает в эти смутные времена) князь Дмитрий решил обеспечить судьбу своей семьи хотя бы за счет более или менее верного — удела, которым он сам владел «по старине», восходящей к порядкам его деда Ивана Калиты. Поэтому Дмитрий Донской писал: «А по грехом, отъимет Бог сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини».[2] У князя Дмитрия к тому времени кроме Василия было еще четверо сыновей — Юрий, Андрей, Петр и болезненный Иван. Вскоре после составления духовной появился на свет и Константин (16 мая 1389 г.). Так что ясности добился великий князь Дмитрий весьма относительной.
В самом деле, Дмитрий Донской писал о судьбе своего удела после возможной смерти старшего сына, Василия, но великое княжение не покрывалось этим понятием. Московский государь в противопоставлении своей воли обычному порядку, санкционированному Ордой, не решался пойти до конца. Он не исключал возможности того, что в чрезвычайных условиях (после смерти Василия) судьбами великокняжеского престола будут распоряжаться ордынские цари. Вместе с тем, говоря о переходе своего удела к следующему по старшинству сыну, он как бы осторожно внушал мысль, что и великое княжение должно перейти к нему. Итак, казалось бы, следующим (после Василия) наследником престола должен был стать князь Юрий.
Но в момент, когда великий князь Дмитрий Иванович составлял свое завещание, его старший сын, Василий, не был еще женат (свадьба его с Софьей Витовтовной состоялась только в 1391 г.), и о внуках говорить в духовной было преждевременно (первый сын у Василия, Юрий, родился лишь в 1395 г., но уже в 1400 г. умер). В конце правления Василия I положение дел было иным: у великого князя был малолетний сын Василий, и вопрос о престолонаследии, вроде бы решенный Дмитрием Донским, мог теперь быть [8] пересмотрен. Да и само завещание великого князя Дмитрия Ивановича в сложившихся условиях давало возможность для его двоякой интерпретации.
Первая из них опиралась на формальное истолкование текста: наследником удела Василия I (а следовательно, и великокняжеского престола) должен стать следующий по старшинству брат умершего великого князя, т.е. Юрий Дмитриевич. Подобное престолонаследие в роду Ивана Калиты было. Отец Дмитрия Донского Иван Иванович стал великим князем после смерти своего старшего брата, Семена. Но то был особый случай — «черная смерть» унесла с собой и великого князя Семена, и его детей.[3] Проклятая неясность с наследованием сохранялась. Да и обладание великим княжением определялось тогда не столько традицией, сколько волей ордынского царя и раскладом сил на самой Руси.
Конфликт Филиппа IV с Бонифацием VIII начался из-за чрезвычайных налогов на французское духовенство. Эти налоги взимались для целей крестового похода, но Филипп пользовался ими по своему усмотрению. Последовала грозная булла Бонифация: под угрозой отлучения она запрещала светским государям взимать какие бы то ни было чрезвычайные налоги с духовенства, а духовенству уплачивать что-либо без папского разрешения. В ответ на это Филипп прибег к решительному средству: он запретил вывоз серебра и золота из Франции, лишив тем самым римскую курию каких-либо поступлений от французского духовенства. Папа, очутившийся в это время в крайне трудном положении в Италии, вынужден был пойти на уступки. Кое-как конфликт был на время улажен, но вскоре он разгорелся с еще большей силой из-за притязаний Бонифация на верховенство папской власти. Последовала искусная кампания против папы, организованная знаменитыми легистами, ближайшими советниками Филиппа, - Флотом, Ногарэ, Дюбуа. Были пущены в ход фальшивки: вымышленные папские буллы и вымышленные же ответы на них короля. Были созваны впервые в истории Франции Генеральные штаты, которые одобрили линию поведения короля. Вслед за этим эмиссары Филиппа «с большими денежными суммами и векселями» , отправились в Италию; там с золота и других средств против папы был составлен форменный заговор, к которому были привлечены самые могущественные враги Бонифация. Заговорщики проникли в папский дворец в Ананьи, где подвергли папу тяжким оскорблениям. Надломленный этой катастрофой, Бонифаций вскоре умер. Так была бита последняя ставка папства в борьбе с королевской властью.
Большая часть населения Европы в эпоху Средневековья проживала в деревнях. Однако в зависимости от того, в каком государстве располагалась деревня, эти поселения очень отличались друг от друга.Так как население средневековой деревни состояло из земледельцев, скотоводов и ремесленников утро начиналось с выхода на роботу в поле или кормление и выпас скота,либо же изготовление ремесленных изделий.Работа продолжалась до вечера,после чего все приходили домой отдыхали и ложились спать,чтобы завтра рано утром все повторить.
Однако вопрос был не таким простым, как это казалось князю Юрию.
Составляя в 1389 г. завещание, Дмитрий Донской писал в нем: «...благословляю сына своего Василия своею отчиною, великим княжением». Победа, одержанная на Куликовом поле, и успехи объединительного процесса сказались уже в том, что великий князь Дмитрий считал великое княжение «своею отчиною» и не передавал вопрос о его судьбе на усмотрение ордынских царей. Правда, о том, как строить отношения с Ордой, в случае если наследник умрет, он умалчивал. Всего не предусмотреть во время, чреватое всякими неожиданностями, да и нужно было верить в [7] лучшее. Вот ведь сумел сам князь Дмитрий достичь многого. Может быть, с Божьей и князь Василий (если тому даст Бог живота) достигнет не меньшего, а там и Всевышний, может быть, «переменит Орду», и все как-нибудь обойдется.
Но «на Бога надейся, а сам не плошай», — гласит мудрая пословица. Поэтому на всякий случай (чего не бывает в эти смутные времена) князь Дмитрий решил обеспечить судьбу своей семьи хотя бы за счет более или менее верного — удела, которым он сам владел «по старине», восходящей к порядкам его деда Ивана Калиты. Поэтому Дмитрий Донской писал: «А по грехом, отъимет Бог сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини».[2] У князя Дмитрия к тому времени кроме Василия было еще четверо сыновей — Юрий, Андрей, Петр и болезненный Иван. Вскоре после составления духовной появился на свет и Константин (16 мая 1389 г.). Так что ясности добился великий князь Дмитрий весьма относительной.
В самом деле, Дмитрий Донской писал о судьбе своего удела после возможной смерти старшего сына, Василия, но великое княжение не покрывалось этим понятием. Московский государь в противопоставлении своей воли обычному порядку, санкционированному Ордой, не решался пойти до конца. Он не исключал возможности того, что в чрезвычайных условиях (после смерти Василия) судьбами великокняжеского престола будут распоряжаться ордынские цари. Вместе с тем, говоря о переходе своего удела к следующему по старшинству сыну, он как бы осторожно внушал мысль, что и великое княжение должно перейти к нему. Итак, казалось бы, следующим (после Василия) наследником престола должен был стать князь Юрий.
Но в момент, когда великий князь Дмитрий Иванович составлял свое завещание, его старший сын, Василий, не был еще женат (свадьба его с Софьей Витовтовной состоялась только в 1391 г.), и о внуках говорить в духовной было преждевременно (первый сын у Василия, Юрий, родился лишь в 1395 г., но уже в 1400 г. умер). В конце правления Василия I положение дел было иным: у великого князя был малолетний сын Василий, и вопрос о престолонаследии, вроде бы решенный Дмитрием Донским, мог теперь быть [8] пересмотрен. Да и само завещание великого князя Дмитрия Ивановича в сложившихся условиях давало возможность для его двоякой интерпретации.
Первая из них опиралась на формальное истолкование текста: наследником удела Василия I (а следовательно, и великокняжеского престола) должен стать следующий по старшинству брат умершего великого князя, т.е. Юрий Дмитриевич. Подобное престолонаследие в роду Ивана Калиты было. Отец Дмитрия Донского Иван Иванович стал великим князем после смерти своего старшего брата, Семена. Но то был особый случай — «черная смерть» унесла с собой и великого князя Семена, и его детей.[3] Проклятая неясность с наследованием сохранялась. Да и обладание великим княжением определялось тогда не столько традицией, сколько волей ордынского царя и раскладом сил на самой Руси.