А) о бегствеиз Капуи;
Мое положение в роли раба-гладиатора было сравни положению смертника, моя судьба была известна заранее – смерть, а дома меня ждала жена и маленький сын. В скором времени я и еще несколько десятков гладиаторов из Капуи решили сбежать. План побега и восстания мы готовили очень долго, но в последний момент кто-то из своих сдал нас и заговор был раскрыт. И все же мы решили бежать. Но сделать это было трудно: всегда затворены ворота, надежно спрятано оружие. И все же семьдесять смельчаков и я среди них, завладев кухонными ножами, напали на охрану и вырвались на свободу. Мы сразу же покинули многолюдную Капую и спрятались на вершине вулкана Везувия. Там мы начали думать, что делать дальше и выбрали себе лидера – Спартака.
б) о победе у подножия Везувия;
После того, как мы устроили лагерь на вершине Везувия и выбрали своим предводителем выбрали Спартака, рабы из окрестных имений стали сбегаться на Везувий. Число восставших быстро росло.
Для борьбы с нами встревоженный сенат послал трехтысячное войско. Взобраться на Везувий можно было единственным путем – по узкой и крутой тропинке. Римляне не решились на штурм. Днем и ночью они стерегли тропинку, полагая, что голод и жажда заставят рабов покинуть вершину горы. Однако мы во главе со Спартаком осуществили неслыханный по дерзости план. По лестницам, сплетенным из виноградных лоз, рабы огромной высоты спустились по скалам вниз, обошли римлян с тыла и обратили врагов в бегство.
в) о прорыве рабами укреплений Красса;
После победы у подножия Везувия наш мятеж охватил юг Италии. Мы захватывали и грабили имения и города, повсюду освобождая рабов. Под началом Спартака в наших отрядах оказались уже десятки тысяч галлов, германцев, фракийцев, греков. Нам даже удалось захватить табуны лошадей и создать конницу.
Сенат отправил против нас войска во главе с консулом. Но растянувшиеся по дороге римляне не ожидали нападения и были разгромлены. Далее мы пошли в направлении Сицилии, чтобы поднять восстание сицилийских рабов и вместе с ними сокрушить могущество Рима.
Тем временем с севера подошел с большим войском римский полководец Красс. Он запер рабов на южной оконечности полуострова. В его самой узкой части Красс приказал вырыть ров от моря до моря и наполнить его водой. За рвом римляне возвели стену из бревен и земли, поражавшую своей высотой и прочностью. Между тем пираты обманули нас: взяв плату, уплыли прочь. Тогда мы попытались переправиться через пролив на самодельных плотах и глиняных бочках. Мы попали в западню, но Спартак призвал нас пробиваться сквозь укрепления Красса. Снежной зимней ночью мы бросились на штурм. Велико было наше мужество, но и потери велики. Только трети удалось вырваться из ловушки Красса.
А)
Мое положение в роли раба-гладиатора было сравни положению смертника, моя судьба была известна заранее – смерть, а дома меня ждала жена и маленький сын. В скором времени я и еще несколько десятков гладиаторов из Капуи решили сбежать. План побега и восстания мы готовили очень долго, но в последний момент кто-то из своих сдал нас и заговор был раскрыт. И все же мы решили бежать. Но сделать это было трудно: всегда затворены ворота, надежно спрятано оружие. И все же семьдесять смельчаков и я среди них, завладев кухонными ножами, напали на охрану и вырвались на свободу. Мы сразу же покинули многолюдную Капую и спрятались на вершине вулкана Везувия. Там мы начали думать, что делать дальше и выбрали себе лидера – Спартака.
Отношение Карамзина к крепостному праву так же, как и его исторические взгляды, представляло достаточно сложное сочетание монархического мировоззрения с влиянием идеалистической философии XVIII века, в особенности учения Ж. -Ж. Руссо. Будучи убежден, что основой всемирного прогресса является духовное совершенство людей, Карамзин — историк и мыслитель — естественно, выступал против грубого насилия над личностью, «тиранства» даже на царском престоле. Так, он хвалил Екатерину II за то, что она «очистила самодержавие от примесей тиранства». С этой же позиции он приветствовал политику Александра I. Конечно, как гуманист и сторонник просвещения, он не мог одобрять жестокости крепостнических отношений. Автор одной из монографий о Карамзине Н. Я. Эйдельман приводит характерный эпизод, освещающий отношение историка к крепостному праву: «Пушкин вспоминал о разговоре, в котором он, оспаривая Карамзина, сказал: „Итак, вы рабство предпочитаете свободе? ” Карамзин вспыхнул и назвал его клеветником». 5 Однако порицание «тиранства» не исключало апологетики самодержавия, веры в то, что им держится Россия, а следовательно, категорического отрицания насильственной ломки существующего порядка. Утверждая самодержавие, Карамзин, как историк, не мог в то же время не видеть связи между институтом феодальной монархии и крепостным правом. Отсюда двойственность его отношения к этому вопросу, выразившаяся и в литературных произведениях.
С точки зрения Карамзина, требования идеального самодержавия осуществила Екатерина II, и это зависело не только от личности императрицы, но и от общего уровня политического развития.
Прежде всего Екатерина обходилась без «средств жестоких», т. е. «без казни, без пыток, влияв в сердца министров, полководцев, всех государственных чиновников живейший страх сделаться ей неугодными и пламенное усердие заслуживать ее милость» (64); она допустила свободу высказываний по отношению к ней и к ее мероприятиям; она деятельно работала над усовершенствованием «всех внутренних частей нашего здания государственного» (65) и вела национальную внешнюю политику; но самое главное — Екатерина не требовала от россиян ничего противного их совести и гражданским навыкам.
Истинное, «мудрое» самодержавие рисовалось Карамзину как равнодействующая и созидательная сила, подчиняющая интересам государства аристократию и олигархию, уничтожающая разъединительные тенденции в обществе и предотвращающая анархию .
Таким образом, по мысли Карамзина, самодержавие ограничивается авторитетом «народности», которую нужно охранять и лелеять, не вмешиваясь в «домашнюю жизнь» народа.