Вооружившиеся греки вместе с венецианцами и генуэзцами составляли гарнизон не более как в 9.000 или 10.000 человек. Эти самоотверженные ополченцы бодрствовали день и ночь на башнях и укреплениях и беспрерывно должны были то отражать приступы, то исправлять проломы, то защищать подступы ко рвам. Герои поспевали повсюду, и их доставало на все, так как они были воодушевлены присутствием своих вождей и особенно примером Константина.
В первое время осады осаждаемые сохраняли за собою одно преимущество: город был недоступен по направлению к Пропонтиде и со стороны порта. Гавань, при входе в которую была протянута цепь, оставалась закрытой для мусульманских судов и открывалась только для христианских кораблей, доставлявших в город военные снаряды и всякого рода Мехмед решился перевести свой флот из Босфора в гавань. Мусульмане, повествует османская история, перетащили с моря на берег суда свои, «величиною с гору».
Натерев их салом и разукрасив флагами, они волочили их по земле на подъемах и на спусках и доставили в те воды, которые омывают стены города. Этот флот, вышедший из долины Долма-Баши позади Галаты и остановился на том пункте берега, где теперь находится арсенал. Это предприятие привело в ужас осажденных и принудило их разделить свои силы для защиты стен со стороны порта, которые не позаботились укрепить. В то же время турки не прерывали нападений со стороны ворот св. Романа и по всей линии, начиная от ворот Карсийских до ворот Селиврийских.
Во время осады не раз поднимался вопрос о капитуляции. Мехмед требовал, чтобы ему предоставили столицу той империи, все пять провинций которой уже находились в его власти; султан угрожал императору истребить его со всем семейством и рассеять его народ по всей земле, если он будет настаивать на сопротивлении. Мехмед предлагал своему врагу владение в Пелопоннесе; Константин предпочел умереть со славою.
27 мая султан, посоветовавшись со своими гадателями, повелел объявить решительное общее выступление; все богатства Константинополя, греческие женщины, пленники должны были служить наградою храбрости его воинов; себе он оставлял только город и здания. Он сам проходил по рядам своей армии, снова обещал своим воинам отдать им Византию на разграбление и поклялся именем отца своего Мурада, сыновьями своими и четырьмя тысячами пророков, что город будет взят через три дня. 200.000 османлисов также поклялись своим оружием и отвечали все в один голос: «Бог есть Бог, и Мухаммед — его пророк».
После захода солнца и ночь не помешала продолжить осадные работы; у каждого мусульманского воина к острию копья был прикреплен зажженный факел, что и послужило поводом турецкому истор ику сказать, что местность, окружающая город, была похожа «на поле, покрытое розами и тюльпанами». Глубочайшее молчание царствовало в лагере, где вс е были заняты переноской и исправлением машин; до самого рассвета тишина вокруг городских укреплений прерывалась только возгласами муэдзина, призывавшего правоверных на молитву и часто повторявшего слова из Корана: «Будет большая битва при взятии Константинополя».
На другой день Константин собрал в своем дворце вождей храброго ополчения, защищавшего вместе с ним укрепления Византии. Между греками, составлявшими этот последний совет, были друг Палеолога Франдзи, один из историков этой несчастной эпохи; великий дука Нотара, которого Мехмед упрекал по окончании осады в том, что он скрыл свои богатства; игумен иноков св. Василия, благочестивых людей, преданных своему отечеству; командир 300 критских стрелков, поспешивший прибыть в императорский город при первом слухе о предстоящей войне.
Из латинян присутствовал Джустиниани, начальник генуэзских воинов, и вождь венецианского ополчения кардинал Исидор, который на свой собственный счет велел исправить порученные ему укрепления и во все время осады сражался во главе воинов, прибывших с ним из Италии. Горячими убеждениями Константин старался ободрить и обнадежить своих товарищей по оружию, напоминая грекам об их отечестве и об их семействах, латинянам — об их вере и о Западе, угрожаемых варварами.
В продолжение его речи все заливались слезами, и сам он был так взволнован, что едва мог найти несколько слов, чтобы объявить о предстоящем на другой день сражении. Прощаясь со всеми этими знаменитыми вождями, Константин сказал им: «До завтрашнего славного дня!» После этого император пошел в храм св. Софии и причастился Святых Таинств. Благочестивое смирение, с которым он испрашивал прощения своих прегрешений, слова, которые он произнес, обращаясь к народу, и в которых чувствовалось прощание навсегда, могли только усилению общей скорби и уныния.
В результате восстания С. Датулы казахам разрешили кочевать вдоль правобережья Урала, замедлили темп строительства крепостей, нападения казаков на казахов закончилось, прекратилось изъятие земель у казахов, восстание показало России, что с казахами нужно считаться и показало самозоснание народа.После восстания К.Касымулы, возможно после подавления восстания Россия лишила ликвидировать Внутренню орду и просединить к Астроханской области.
Это была самым крупным и последним национально-освободительным восстанием на территори Казахстана.Это еще раз заставило удостовериться в силе казахского народа, его стремлении к свободе, сам К.Касымов стал национальным героем. После его смерти, киргизские манапы, зависимые от Коканда, отправили его голову в столицу Российской империи-москвы