башмачкин достоен человеческого звания.но жизнь распорядилась так что он стал отбросом общества.но акакакий акакиевич не унывал.главное он писал и писал свои бумажки.его все обижали ,но его это не волновало.жил на своё жалованье,ему предлагали новую должность ,отказался .и остался вечным титулярным советником.нов в его жизни мелькнул свет-новая шинель.башмачкин отказывал себе во многом .но наконец накопив нужную сумму ,пошли с петровичем
покупать материалы .но вот все ожидания позади.петрович принёс шинель вовремя.когда акакий акакиевмч шёл на работу.на него надели шинель.на работе все его поздравили ,посмотрели на новую шинель.радовались что он не носит свой старый капот.его даже позвали в гости .ночью когда он бы л пустой площади,украли его шинель.никто ему не ни частный пристав,ни значительное лицо и умер он в белой горячке незаметно для большого города.
я думаю он бы не был отбросом общества если больше уделял на себя внимание.
Н. В. Гоголь. "Тарас Бульба". Конец второй главы.
"Им опять перегородила дорогу целая толпа музыкантов, в средине которых отплясывал молодой запорожец, заломивши шапку чертом и вскинувши руками. Он кричал только: «Живее играйте, музыканты! Не жалей, Фома, горелки православным христианам!» И Фома, с подбитым глазом, мерял без счету каждому пристававшему по огромнейшей кружке. Около молодого запорожца четверо старых выработывали довольно мелко ногами, вскидывались, как вихорь, на сторону, почти на голову музыкантам, и, вдруг опустившись, неслись вприсядку и били круто и крепко своими серебряными подковами плотно убитую землю. Земля глухо гудела на всю округу, и в воздухе далече отдавались гопаки и тропаки, выбиваемые звонкими подковами сапогов. Но один всех живее вскрикивал и летел вслед за другими в танце. Чуприна развевалась по ветру, вся открыта была сильная грудь; теплый зимний кожух был надет в рукава, и пот градом лил с него, как из ведра. «Да сними хоть кожух! – сказал наконец Тарас. – Видишь, как парит!» – «Не можно!» – кричал запорожец. «Отчего?» – «Не можно; у меня уж такой нрав: что скину, то пропью». А шапки уж давно не было на молодце, ни пояса на кафтане, ни шитого платка; все пошло куда следует. Толпа росла; к танцующим приставали другие, и нельзя было видеть без внутреннего движенья, как все отдирало танец самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо свет и который, по своим мощным изобретателям, назван козачком".