Накануне Рождества по улице идет человек. Встречные собаки, пригнув головы, стараются незаметно проскользнуть мимо.
Казалось бы, это люди должны пугаться собак, а здесь все наоборот. Прохожие, которые встречаются с ним, не поднимают, как заведено, шляпы над головой, чтобы поздороваться, не желают счастливых праздников, благополучия. Они тоже стараются быстрее разминутся с этим человеком. Имя этого чудного человека Скрудж. “Это был кремень, а не мужчина.
Тайный, нелюдимый,
уединенный – он прятался, словно слизняк в раковину….” И к окружающим, и к тем, кто ему в коммерческих сделках, Скрудж относился без сочувствия, они его бесили. Скрудж был ко всем равнодушным, пренебрегал, и главной целью жизни считал наживу. Безудержная страсть Скруджа к деньгам делала несчастным как его самого, так и его окружение.
Но о том, что он несчастный человек, Скрудж узнал только тогда, когда по велению Судьбы его посетил Дух Рождества. Скрудж увидел себя ребенком, уединенным мальчиком, который сидел за некрашеной партой в длинной комнате с голыми стенами всеми забытый.
Потом этот мальчик ощутил радость встречи с сестрой, которая его любила. Уже замужней женщиной сестра умерла.
Остался племянник. Потом он увидел себя зрелым мужчиной. Рядом с ним – “волшебная молодая девушка в печали”. Ее присутствие позволило Скруджу посмотреть на самого себя сбоку.
И он понял, что сделало несчастным и его, и тех, кто был рядом. Девушка четко сформулировала его проблему. Скрудж молился единому богу – деньгам.
Перерождение Скруджа происходит после встречи с Духом Настоящего Рождества и Духом Будущего Рождества, особенно после того, как Скрудж увидел свою могилу. Как его будут вспоминать люди? И здесь уместно вспомнить такой эпизод. Празднуя Рождество, его племянник и племянница вспоминают Скруджа, который пренебрегал праздниками. “Его богатство не идет ему на пользу.
Оно и людям не приносит добра, и его не утешает…” А, тем не менее, люди относились к нему без злобы, они его жалели, сочувствовали и, проговаривая Рождественские тосты, желали Скруджу добра.
И как же было не ответить добром на добро? Пока Скрудж странствовал с Духами во времени, у него болела душа, он страдал, плакал, наверное, впервые во взрослой жизни так плакал… Постепенно Скрудж перерождается.
И уже не удивительно, что он без нерешительности подписывает бумаги на благотворительность – еще недавно это было бы невероятно. Скрудж отправляет Бобу Кретчиту большую индейку, причем “от увлечения так и зашелся смехом. Вот уже он будет голову ломать – кто это ему прислал…” Этот эпизод свидетельствует, что Скрудж создает добро не для человеческих глаз, а по велению души.
Может, каждому человеку не помешало бы время от времени осуществить путешествие в свое , чтобы лучше понять себя настоящего. А я думаю так: источник добра ищите в детстве.
На первый взгляд, удалой купец Степан Калашников погиб зазря. Он не творил никакого преступления, кроме мести. Он победил в честном бою, давая противнику возможность защититься. Более того, у него была возможность оправдаться перед царем: стоило только открыть Ивану Грозному глаза на распутство Кирибеевича. Да что уж там, расскажи Калашников царю о негодном поступке его любимца, голову рубили бы не купцу, а опричнику!
Но Степан так не сделал. Почему? Потому что, во первых, мстил он не за себя, а за жену. Огласка бы только усугубила положение Алены Дмитриевны, увеличила бы ее позор. К тому же, посрамлен был бы и сам купец, мол, "не сумел с обидчиком сам на сам разобраться, сразу жаловаться пошел". Но был в поступках Калашникова еще один мотив. В его смирении перед гневом царя, в его признании своей вины скрыта мысль: "преступление должно понести кару". Негодяй Кирибеевич свою кару понес - вот он лежит на снегу. Но и на Калашникове лежит теперь грех. Лишить жизни человека, даже самого подлого, не имеет права никто. Степан всем своим поведением доказывает эту истину, исполняет ее до конца, чем заслуживает милость царя и наше безграничное уважение.
Жаль, ужасно жаль удалого купца Калашникова. Хотелось бы, чтоб его помиловали, чтоб он вернулся к любимой жене и детям, выполнив свой мужеский долг. Но остался бы он собой? Смог бы жить с пятном убийства на душе? Казнь, лишив его жизни, одновременно его, очистила от смерти, вернула покой. С этой точки зрения, смерь Калашникова не напрасна. Она - лучшее, что с ним могло случиться.