Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.
Все, как мухи выздоравливают.
Ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывёт в руки.
Я могу от любви свихнуть с ума.
Я с Пушкиным на дружеской ноге.
Человек простой: если умрёт, то и так умрёт; если выздоровеет, то и так выздоровеет.
Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать? Городничий – глуп, как сивый мерин.
Да отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.
Чему смеётесь? Над собою смеётесь!
Для Пришвина – художника гармонического склада – это было угрозой творческой гибели: исчезал предмет художественного исследования. У него отняли возможность печататься: “Я писатель побежденного бессловесного народа без права даже писать”. На этом печальном фоне Пришвин обретает смысл жизни в любви к бытию, что и стало основой его личной философии: “Радоваться жизни, вынося все мучения”. Единственное богатство творческой личности – ощущение внутренней свободы: “Я не нуждаюсь в богатстве, славе, власти, я готов принять крайнюю форму нищенства, лишь бы оставаться свободным, а свободу я понимаю как возможность быть в себе”. Из этого убеждения складывается и образ поведения сродни христианскому аскетизму: “Жить в себе и радоваться жизни, вынося все лишения, мало кто хочет, для этого нужно скинуть с себя все лишнее, мало кто хочет для этого перестрадать и, наконец, освободиться”.