Иван Александрович Хлестаков - мужчина молодой и внешне вполне привлекательный, хотя худоват и невелик ростом. И женщины, уездные дамы и барышни в лице Анны Андреевны и Марьи Антоновны, относятся к нему с большим вниманием и воспринимают с восторгом:
"...Душенька Осип, какой твой барин хорошенький!.."
"...Осип, душенька! какой миленький носик у твоего барина!.."
Он кажется им милым и приятным человеком:
...Ах, какой приятный!.."
"...Ах, милашка!.."
"...Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и все это такое..."
Женщины полны надежд на то, что такая "столичная штучка" обратит на них внимание, поэтому они не замечают или не хотят замечать, что он рисуется перед ними и постоянно врёт. Кроме того он знает, как можно очаровать провинциальных женщин, поэтому и имеет у них такой успех:
"...Осмелюсь ли быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам должно не стул, а трон..."
"...Как бы я желал, сударыня, быть вашим платочком, чтобы обнимать вашу лилейную шейку..."
Отношение женщин к Хлестакову выглядит очень комично, их цель - получить свою выгоду от общения с ним.
Простой характер показан В. Шукшиным в рассказе «Чудик». Его герой, Василий Егорович Князев, простой сельский киномеханик. Он , простодушен, искренен, открыт сердцем, как ребенок. По причине своего простодушия, безыскусности в поведении, он постоянно попадает в какие-нибудь истории. Чудик не хочет этого, глубоко страдает, но ничего поделать с собой не может. Чудик размышляет над проблемами, волнующими человечество во все времена. "Нравственность — есть правда", — так определил свою главную заповедь сам Василий Шукшин. Заповедь эта ни разу не была нарушена в его творчестве, он не шел ни на какие компромиссы с собственной совестью и говорил людям правду, какой бы горькой и трудной она ни была. это больше сочинение но все равно
Критика почти в один голос, несмотря на все различие мнений, отмечает эту темноту и непостижимость, непонятность пьесы. Гесснер говорит, что «Гамлет» – трагедия масок. Мы стоим перед Гамлетом и его трагедией, как излагает это мнение Куно Фишер, как бы перед завесой. Мы все думаем, что за ней находится какой-то образ, но под конец убеждаемся, что этот образ не что иное, как сама завеса. По словам Берне, Гамлет – это нечто несообразное, хуже, чем смерть, еще не рожденное. Гёте говорил о мрачной проблеме по поводу этой трагедии. Шлегель приравнивал ее к иррациональному уравнению, Баумгардт говорит о сложности фабулы, которая содержит длинный ряд разнообразных и неожиданных событий. «Трагедия „Гамлет“ действительно похожа на лабиринт» , – соглашается Куно Фишер. «В „Гамлете“, – говорит Г. Брандес, – над пьесой не витает „общий смысл“ или идея целого. Определенность не была тем идеалом, который носился перед глазами Шекспира… Здесь немало загадок и противоречий, но притягательная сила пьесы в значительной степени обусловлена самою ее темнотой» (21, с. 38). Говоря о «темных» книгах, Брандес находит, что такой книгой является «Гамлет» : «Местами в драме открывается как бы пропасть между оболочкой действия и его ядром» (21, с. 31). «Гамлет остается тайной, – говорит Тен-Бринк, – но тайною неодолимо привлекательной вследствие нашего сознания, что это не искусственно придуманная, а имеющая свой источник в природе вещей тайна» (102, с. 142). "Но Шекспир создал тайну, – говорит Дауден, – которая осталась для мысли элементом, навсегда возбуждающим ее и никогда не разъяснимым ею вполне. Нельзя поэтому предполагать, чтобы какая-нибудь идея или магическая фраза могла разрешить трудности, представляемые драмой, или вдруг осветить все то, что в ней темно. Неясность присуща произведению искусства, которое имеет в виду не какую-нибудь задачу, но жизнь; а в этой жизни, в этой истории души, которая проходила по сумрачной границе между ночною тьмою и дневным светом, есть… много такого, что ускользает от всякого исследования и сбивает его с толку" (45, с. 131). Выписки можно было бы продолжить до бесконечности, так как все решительно критики, за исключением отдельных единиц, останавливаются на этом. Хулители Шекспира, как Толстой, Вольтер и другие, говорят то же самое. Вольтер в предисловии к трагедии «Семирамида» говорит, что «ход событий в трагедии „Гамлет“ представляет из себя величайшую путаницу» , Рюмелин говорит, что «пьеса в целом непонятна» (см. 158, с. 74 – 97).
Иван Александрович Хлестаков - мужчина молодой и внешне вполне привлекательный, хотя худоват и невелик ростом. И женщины, уездные дамы и барышни в лице Анны Андреевны и Марьи Антоновны, относятся к нему с большим вниманием и воспринимают с восторгом:
"...Душенька Осип, какой твой барин хорошенький!.."
"...Осип, душенька! какой миленький носик у твоего барина!.."
Он кажется им милым и приятным человеком:
...Ах, какой приятный!.."
"...Ах, милашка!.."
"...Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и все это такое..."
Женщины полны надежд на то, что такая "столичная штучка" обратит на них внимание, поэтому они не замечают или не хотят замечать, что он рисуется перед ними и постоянно врёт. Кроме того он знает, как можно очаровать провинциальных женщин, поэтому и имеет у них такой успех:
"...Осмелюсь ли быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам должно не стул, а трон..."
"...Как бы я желал, сударыня, быть вашим платочком, чтобы обнимать вашу лилейную шейку..."
Отношение женщин к Хлестакову выглядит очень комично, их цель - получить свою выгоду от общения с ним.