В 1931 году была опубликована его первая поэма «Путь к социализму». В 1935 году в Смоленске, в Западном областном государственном издательстве, вышла первая книга «Сборник стихов» (1930—1936). Всего с 1925 по 1935 год Твардовский написал и опубликовал, главным образом на страницах смоленских газет и других областных изданий, более 130 стихотворений[
М.В. Исаковский: «К этому времени, то есть к концу двадцать восьмого года или к началу двадцать девятого, относится одно событие, которое мне хорошо запомнилось. На собрании смоленских литераторов Твардовский читал свои новые стихи, и мы, участники собрания, обсуждали их.
Эта зоркость весьма характерна для поэзии Твардовского.
О.О. Павлов: «Со времени публикации “Впрок”, “Усомнившегося Макара” Андрея Платонова и “Поднятой целины” Шолохова советская литература молчала о трагическом положении крестьянства. Всё неимоверно сдавлено страхом. Мёртвые молчат о мёртвых — и есть ли живой? Это был Твардовский. Он возвысился как советский поэт в трагическое время, но сам оказался сколком народной трагедии, а поэтому страдал правдой, — будто узнавать её должен был о самом себе. Крестьянский сын, он помнил так о деревне. Отец его в 1931 году был признан “кулацким элементом”, подвергнут раскулачиванию и высылке — а вместе с ним отправили на спецпосление за Урал жену да шестерых детей. <...> Так закончилась жизнь крестьянской семьи, оставшейся без дома, земли, всего родного. Твардовский покинул смоленскую деревеньку, в которой родился, ещё в 1928 году. Он переезжает в город, чтобы получить образование и войти в новую советскую жизнь.
Это исповедание Твардовского и вся его суть. Мёртвым, ушедшим не нужно правды — нужна она живым, потому посыл обращён будто бы даже в какое-то будущее. Есть правда, необходимая человеку. Правда, необходимая человеку, — это память. Твардовский не отрекался от того, что помнил. Он уцелел, но в этом чувствовал жертву отца и матери, младших братьев и сестёр, а глубже — жертву народную. Уцелел с той же покорностью своей судьбе, с которой другие шли арестантскими этапами и погибали».
Ю.М. Кублановский: «Он выше всего ценил поэзию, которая черпает непосредственно из бытия, а не из культуры. <...> ...Стихотворение “Две строчки”, можно сказать, безукоризненно. И какое глубокое, воистину христианское чувство пронизывает его — чувство отождествления себя с жертвой...
Вот когда тема действительно берёт за душу, инерционно заполнять страницы однотипными строфами невозможно: как здесь, обязательно собьёшься в размере. И эта разладица будет держать читателя за горло — всегда. Стихотворение бьёт током энергии, его породившей и в нём же неиссякающей. Последнее восьмистишие этого поразительного стихотворения вообще непонятно как “сделано”, ибо оно не сделано, а проговорено как откровение (отсюда и его пронзительное косноязычие).
Твардовский нёс в себе традиционную психологию русского литератора: понимать поэзию как служение и дар как ответственность. Это в нём было главное, несмотря на досадную советскую примесь. Без него спектр русской поэзии XX века всё-таки был бы уже...»
Рассказ «Уроки французского» заставляет нас задуматься о роли этого предмета в суровые послевоенные годы. Тогда, изучение иностранных языков казалось роскошью, ненужной и бесполезной. А тем более лишним казался французский язык в деревне, где ученики едва-едва могли освоить основные предметы, казавшиеся необходимыми. Однако в жизни главного героя именно уроки французского сыграли главную роль. Молодая учительница Лидия Михайловна преподала ребенку уроки доброты и гуманизма. Она показала ему, что даже в самые суровые времена есть люди протянуть руку Тот факт, что учительница находит такой изысканный ребенку, как играть с ним на деньги, говорит о многом. Ведь, натолкнувшись на непонимание и гордость со стороны ребенка, когда она пыталась отправить ему посылку, Лидия Михайловна могла бы отказаться от дальнейших попыток.
Директор школы, Василий Андреевич, несмотря на свой солидный возраст, не смог понять истинные мотивы, руководившие молодой учительницей. Он не понял, ради чего Лидия Михайловна играет на деньги со своим учеником. Что ж, директора осуждать нельзя. Ведь далеко не каждый человек обладает особой чуткостью и добротой, дающей возможность понять другого человека. Детство — это особая пора. Все, чем живет человек в этот период, запоминается ему надолго. Не случайно именно воспоминания оказывают влияние на всю дальнейшую жизнь. Воспитывать нужно не словами, а поступками. Красивые слова ничего не значат, если человек ведет себя не лучшим образом. Молодая учительница оставила в душе мальчика воспоминания о доброте и чуткости. И можно быть уверенным, что на всю свою жизнь он это запомнил.
Летом я прочитала рассказ Кавказский пленник , который был написан Л.Н. Толстым в 70-е годы 19 века для ''Азбуки''.Есть у него фраза: ''На Кавказе тогда была война". Материалом для рассказа послужили события из жизни самого Толстого на Кавказе( преследование чеченцами,чуть не взявшими его в плен ). Когда-то Жилина взял в плен Кази-Мугамед, который отдал его Абдул-Мурату. Абдул Мурат велит писать письмо домой с выкупом 3000 монет.Жилин не мог отдать столько и отдал 500 рублей.Привели Костылина велели и ему писать письмо. Костылин согласилсч на 5000 рублей. Написали адрес, Жилин написал не тот думал сбежит. У Жилина была цель: сбежать. Он ходил по аулу и разглядывал местность. Пробовал откопать яму для побега. А Костылин надеялся, чтоего выкупят. Во время первого побега Костылин поранил ноги и не мог идти дальше. У Жилина тоже ноги были ранены, но он взял Костылина и шел дальше. Потом их взяли в плен татары и повезли в аул. Жилина и Костылина посадили в яму . Тогда Жилину Дина ,и он сбежал. А только через месяц выкупили Костылина. Толстой показал,что под лежащий камень вода не течет каждый человек имеет и творит свою судьбу сам . Жилин показывает мужество и храбрость , а Костылин - трусость, нетерпение,слабость.
В 1931 году была опубликована его первая поэма «Путь к социализму». В 1935 году в Смоленске, в Западном областном государственном издательстве, вышла первая книга «Сборник стихов» (1930—1936). Всего с 1925 по 1935 год Твардовский написал и опубликовал, главным образом на страницах смоленских газет и других областных изданий, более 130 стихотворений[
М.В. Исаковский: «К этому времени, то есть к концу двадцать восьмого года или к началу двадцать девятого, относится одно событие, которое мне хорошо запомнилось. На собрании смоленских литераторов Твардовский читал свои новые стихи, и мы, участники собрания, обсуждали их.
Эта зоркость весьма характерна для поэзии Твардовского.
О.О. Павлов: «Со времени публикации “Впрок”, “Усомнившегося Макара” Андрея Платонова и “Поднятой целины” Шолохова советская литература молчала о трагическом положении крестьянства. Всё неимоверно сдавлено страхом. Мёртвые молчат о мёртвых — и есть ли живой? Это был Твардовский. Он возвысился как советский поэт в трагическое время, но сам оказался сколком народной трагедии, а поэтому страдал правдой, — будто узнавать её должен был о самом себе. Крестьянский сын, он помнил так о деревне. Отец его в 1931 году был признан “кулацким элементом”, подвергнут раскулачиванию и высылке — а вместе с ним отправили на спецпосление за Урал жену да шестерых детей. <...> Так закончилась жизнь крестьянской семьи, оставшейся без дома, земли, всего родного. Твардовский покинул смоленскую деревеньку, в которой родился, ещё в 1928 году. Он переезжает в город, чтобы получить образование и войти в новую советскую жизнь.
Это исповедание Твардовского и вся его суть. Мёртвым, ушедшим не нужно правды — нужна она живым, потому посыл обращён будто бы даже в какое-то будущее. Есть правда, необходимая человеку. Правда, необходимая человеку, — это память. Твардовский не отрекался от того, что помнил. Он уцелел, но в этом чувствовал жертву отца и матери, младших братьев и сестёр, а глубже — жертву народную. Уцелел с той же покорностью своей судьбе, с которой другие шли арестантскими этапами и погибали».
Ю.М. Кублановский: «Он выше всего ценил поэзию, которая черпает непосредственно из бытия, а не из культуры. <...> ...Стихотворение “Две строчки”, можно сказать, безукоризненно. И какое глубокое, воистину христианское чувство пронизывает его — чувство отождествления себя с жертвой...
Вот когда тема действительно берёт за душу, инерционно заполнять страницы однотипными строфами невозможно: как здесь, обязательно собьёшься в размере. И эта разладица будет держать читателя за горло — всегда. Стихотворение бьёт током энергии, его породившей и в нём же неиссякающей. Последнее восьмистишие этого поразительного стихотворения вообще непонятно как “сделано”, ибо оно не сделано, а проговорено как откровение (отсюда и его пронзительное косноязычие).
Твардовский нёс в себе традиционную психологию русского литератора: понимать поэзию как служение и дар как ответственность. Это в нём было главное, несмотря на досадную советскую примесь. Без него спектр русской поэзии XX века всё-таки был бы уже...»