Создается впечатление, как будто бывший солдат листает альбом с фотографиями, а может, страницы своей памяти: «А это я на полустанке...», «Да, это я на белом свете...» Тремя безличными предложениями изображаются холод, неустроенность, опустошающая сила войны Холодно. Высоко». Повторы и многоточия: «И погорельцы, погорельцы / Кочуют с запада к востоку...» — усиливают впечатление всенародного масштаба трагедии. Многие строки стихотворения начинаются одинаково — с повторяющегося союза и, соединяющего военные воспоминания: «Война, беда, мечта и юность!»
А. Н. Островский — драматург, с именем которого связано появление подлинно русского национального театра, автор многочисленных, разнообразных в жанровом отношении пьес. В художественно 1 правдивых образах его комедий, драм, сцен из жизни, исторических хроник перед нами проходят представители самых разных сословий, люди различных профессий, происхождения, воспитания.
Быт, нравы, характеры мещан, дворян, чиновников, купцов — от «очень важных господ», богатых бар и дельцов до самых незначительных и бедных — с удивительной широтой отражены в его творчестве. Пьесы написаны не равнодушным бытописателем, а гневным обличителем мира «темного царства», где ради наживы человек на все, где старшие властвуют над младшими, богатые — над бедными, где государственная власть, церковь и общество всячески поддерживают веками сложившиеся жестокие нравы. Об этом — пьеса Островского «Гроза», которая по праву считается одним из шедевров русской реалистической драматургии и которую сам автор оценивал как большую творческую удачу.
В «Грозе» изображены не только мертвящие условия темного царства, но и проявления глубокой ненависти к ним. Сатирическое обличение в пьесе естественно слилось с утверждением растущих в жизни новых сил — положительных, светлых, поднимающихся на борьбу за свои человеческие права. Чувства недовольства и стихийного возмущения выразились в пьесе в решительном протесте Катерины Кабановой. Светлое человеческое начало в Катерине естественно, как дыхание. Это ее натура, которая выражается не столько в рассуждениях, сколько в душевной тонкости, силе переживаний, в отношении к людям, во всем ее поведении. Противоборство обостряется и усугубляется в душе Катерины: мучительно сталкиваются темный предрассудок и поэтическое озарение, самоотверженная отвага и отчаяние, безоглядная любовь и неуступчивая совесть.
Александр Николаевич Островский впервые в русской литературе глубоко и реалистично изобразил мир “темного царства”, нарисовал колоритные образы самодуров, их быт и нравы. Он осмелился заглянуть за железные купеческие ворота, не побоялся открыто показать консервативную силу “косности”, “онемелости”. Анализируя “пьесы жизни” Островского, Добролюбов писал: “Ничего святого, ничего чистого, ничего правого в этом темном мире: господствующее над ним самодурство, дикое, безумное, неправое, прогнало из него всякое сознание чести и права... И не может быть их там, где повержено в прах и нагло растоптано самодурами человеческое достоинство, свобода личности, вера в любовь и счастье и святыня честного труда”. И все же многие пьесы Островского рисуют “шаткость и близкий конец самодурства”. Драматургический конфликт в “Грозе” заключается в столкновении отживающей морали самодуров с новой моралью людей, в душе которых пробуждается чувство человеческого достоинства. В пьесе важен сам фон жизни, сама обстановка. Мир “темного царства” основан на страхе и денежном расчете. Часовщик-самоучка Кулигин говорит Борису: “Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! У кого деньги, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать”. Непосредственная денежная зависимость заставляет Бориса быть почтительным с “ругателем” Диким. Безропотно послушен матери Тихон, хотя в финале пьесы до своеобразного бунта поднимается даже он. Хитрят и изворачиваются конторщик Дикого Кудряш и сестра Тихона Варвара. Проницательное сердце Катерины чувствует фальшь и бесчеловечность окружающей жизни. “Да здесь все как будто из-под неволи”,— думает она. Образы самодуров в “Грозе” художественно достоверны, сложны, лишены психологической однозначности. Дикой — богатый купец, значительное лицо в городе Калинове. Власти его на первый взгляд ничто не угрожает. Савел Прокофьевич, по меткому определению Кудряша, “как с цепи сорвался”: чувствует себя хозяином жизни, вершителем судеб подвластных ему людей. Разве не об этом говорит отношение Дикого к Борису? Окружающие боятся рассердить чем-нибудь Савела Прокофьевича, жена трепещет перед ним. Дикой чувствует на своей стороне силу денег, поддержку государственной власти. Тщетными оказываются восстановить справедливость, с которыми обращаются обманутые купцом “мужички” к городничему. Савел Прокофьевич потрепал городничего по плечу да и говорит: “Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами об таких пустяках разговаривать!” Вместе с тем, как уже было сказано, образ Дикого достаточно сложен. Крутой нрав “значительного лица в городе” наталкивается не на какой-то внешний протест, не на проявление недовольства окружающих, а на внутреннее самоосуждение. Савел Прокофьевич сам не рад своему “сердцу”: “О посту как-то, о великом, я говел, а тут нелегкая и подсунь мужичонка; за деньгами пришел, дрова возил... Согрешил-таки: изругал, так изругал, что лучше требовать нельзя, чуть не прибил. Вот оно какое сердце у меня! После прощения просил, в ноги кланялся. Вот до чего меня сердце доводит: тут на дворе, в грязи и кланялся; при всех ему кланялся”. В этом признании Дикого заключается страшный для устоев “темного царства” смысл: самодурство настолько противоестественно и бесчеловечно, что изживает само себя, утрачивает какие-либо нравственные оправдания своего существования. “Самодуром в юбке” можно назвать и богатую купчиху Кабанову. В уста Кулигина вложена точная характеристика Марфы Игнатьевны: “Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем”. В разговоре с сыном и невесткой Кабаниха лицемерно вздыхает: “Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то!” За этим притворным восклицанием кроется властный, деспотический характер. Марфа Игнатьевна активно отстаивает устои “темного царства”, пытается покорить Тихона и Катерину. Отношения между людьми в семье должны, по мысли Кабановой, регулироваться законом страха, домостроевским принципом “да убоится жена мужа своего”. Желание Марфы Игнатьевны во всем следовать прежним традициям проявляется в сцене прощания Тихона с Катериной. Положение хозяйки в доме не может вполне успокоить Кабаниху. Марфу Игнатьевну страшит то, что молодым воли хочется, что не соблюдаются традиции седой старины. “Что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю. Ну, да уж хоть то хорошо, что не увижу ничего”,— вздыхает Кабаниха. В данном случае ее страх вполне искренен, ни на какой внешний эффект не рассчитан (Марфа Игнатьевна произносит свои слова в одиночестве).
