Семейная реликвия
Я не знаю ни одной семьи, где не хранили бы старые фотографии, а также памятные вещи, принадлежавшие представителям предыдущих поколений. Они напоминают нам о том, что наши дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки тоже когда-то были молодыми.
В нашей семье есть несколько вещей, которые мы можем назвать семейными реликвиями. Эти вещи дороги нашей семье, причем не в материальном смысле. Они дороги нам как память. Вот, например, портсигар моего прапрадеда Ивана. Он очень простой, бронзовый, с чеканным узором. С ним мой прапрадед, тогда еще очень молодой парень почти всю войну. Он был тяжело ранен в 1944м, потерял обе ноги и вернулся домой. Прапрабабушка Мария его дождалась, не бросила, когда узнала, что он остался калекой. Они поженились и прожили долгую жизнь. Они вырастили четверых детей. Прадед работал на заводе наравне со всеми, и даже уйдя на пенсию, оставался всегда бодрым и активным. Уже в зрелом возрасте он исполнил свою давнюю мечту: научился писать картины маслом. К сожалению, у нас дома не осталось картин: дед Ваня, как его называет мой дедушка Толя, раздаривал их все, как только дописывал. Его картины очень нравились людям.
Я не помню своего прапрадеда: он умер еще до моего рождения. Все, что я знаю о нем, я услышал от деда и родителей. Портсигар до сих пор хранится у нас дома - в память о моем замечательном прапрадедушке. И, когда я беру этот портсигар в руки и открываю, то представляю себе, как много лет назад парнишка в военной форме вынимал его из кармана шинели и предлагал своим фронтовым друзьям закурить.
Коробочка крайне ограниченна. Она знает, как сохранить от воробьев и сорок фруктовые деревья, но никак не может сообразить, для чего потребовались
Чичикову «мертвые души», тем более, что никакого проку в них она не видит. Чичиков справедливо называет ее «крепколобой» и «дубинноголовой». Не разбираясь в планах Чичикова, она все же прекрасно понимает, что платить подать за умерших невыгодно, и в конце концов идет на сделку. Постоянно жалуясь на неурожаи и убытки, Коробочка между тем набирает понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки. В один из них она отбирает «целковики», в другой - «полтиннички», в третий - «четвертачки» и прячет их в комод, в котором, на первый взгляд, кроме белья и ночных кофточек, ничего нет.
Коробочка невежественна и крайне суеверна. Она, например, не сомневается, что «если загадать на картах после молитвы», то обязательно приснится «окаянный» с длинными «бычачьими рогами».
Примитивность этой «бедной вдовы» отражается в ее манере говорить. С первобытной простотой она заявляет Чичикову: «Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи!» Когда Чичиков, покупая мертвые души, не вытерпел и стал повышать тон, она в страхе воскликнула: «Ах, какие ты забранки пригинаешь!»
Патриархальностью веет от домашней обстановки Коробочки. В ее комнатах все больше старинные предметы: портрет старика с красными обшлагами на мундире, «какие нашивали при Павле Петровиче», старинные маленькие зеркала с темными рамками, старые часы с шипеньем вместо боя, старая колода карт. Ни в чем нет даже слабого намека на живую жизнь и серьезные интересы.
Но, может быть, Коробочка с ее ограниченностью и невежеством -лишь редкое явление провинциальной глуши?
Гоголь с грустью заключает: нет. Убожество, свойственное Коробочке, страсть к деньгам, стремление к наживе, корысть, тупость и невежество - это черты, типичные не только для Коробочки, но и для различных слоев господствовавшего класса вообще, для его верхушки. «Может быть, - пишет Гоголь, - станешь даже думать: да полно, точно ли Коробочка стоит так низко на безконечной лестнице человеческого совершенствования? » Гоголь подчеркивает этим широкую типичность Коробочки.