Тарас относился к своим отпрыскам довольно обычно, для своего времени. Землепашец рожал землепашцев, а полковник козачьего войска - воинов. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. И хотя Бульба имея средства, отправил своих сыновей учиться в бурсу, но сделал это только лишь по одной причине - по статусу положено. Не более того.
Любил ли Тарас своих сыновей? Наверное, любил. Наравне с боевым конем, острой саблей и степной вольницей. Николай Васильевич не рассказал нам о младенческих годах детей Бульбы, а сразу представил их уже в рекрутском возрасте. Может Тарас и гладил их по детским головкам, да носы выбивал, да свистульки резал. Неведомо.
В общем, Тарас Бульба относился к своим сыновьям как военком. Время такое было. Не до сантиментов. Патриотизм и верность присяге было основным мерилом. Что и подтверждается в конце концов, в этой истории великого Гоголя.
Объяснение:
В 1970–1980-е годы, в те спокойные времена, когда у входа в школу не стояли охранники, проверяющие документы у каждого входящего, когда не было рамок металлоискателя и камер видеонаблюдения, Интернета, компьютеров и мобильных телефонов; когда люди писали друг другу поздравительные открытки с праздником, когда у организаций и учреждений были свои ведомственные пионерские лагеря, где в пору летних каникул отдыхали дети сотрудников, за обе щёки уплетавшие эскимо на палочке за одиннадцать и пломбир за девятнадцать копеек, а вокруг прощального пионерского костра певшие песню «Взвейтесь кострами, синие ночи…»; когда проезд в метро стоил пять копеек, а ежемесячный единый проездной билет, по которому без ограничения числа поездок можно было ездить в метро, автобусе, трамвае и троллейбусе, — шесть рублей; когда книга из серии «ЖЗЛ» действительно была лучшим подарком; когда наличие у человека дублёнки, кожаного пиджака и импортных джинсов позволяло безошибочно судить об уровне доходов, знакомств и оборотистости человека, — в те наивные времена, когда в исторический и научно-технический прогресс верили как в Бога и гордились своим историческим а фигуры умолчания преобладали над объектами критики, обличения и осуждения; во времена Брежнева, Сахарова и Солженицына — в те наивные времена, ещё не ведавшие, что впоследствии будут названы застоем, в отечественной словесности господствовали два направления: деревенщики и горожане, трифонианцы[1]. Писатель, по фамилии которого было названо литературное направление и чья первая книга вышла в издательстве «Молодая гвардия», — этот рано ушедший из жизни замечательный человек станет героем моего повествования. К нему вполне приложимы слова, пусть сказанные в иное время и адресованные другому писателю:
И славы ждал, и славы не дождался,
Кто был предвестьем, предзнаменованьем
Всего, что с нами после совершилось,
Всех во всех вдохнул томленье —
И задохнулся