«Я так любила осень, — позднюю осень, когда уже уберут хлеба, окончат все работы, когда уже в избах начнутся посиделки, когда уже все ждут зимы. Тогда всё становится мрачнее, небо хмурится облаками, желтые листья стелются тропами по краям обнаженного леса, а лес синеет, чернеет, — особенно вечером, когда спустится сырой туман и деревья мелькают из тумана, как великаны, как безобразные, страшные привидения». Федор Достоевский.
«Сквозь обнаженные, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве. Спокойно дышит грудь, а на душу находит странная тревога. Идешь вдоль опушки, глядишь за собакой, а между тем любимые образы, любимые лица, мертвые и живые, приходят на память, давным-давно заснувшие впечатления неожиданно просыпаются; воображение реет и носится, как птица, и всё так ясно движется и стоит перед глазами. Сердце то вдруг задрожит и забьется, страстно бросится вперед, то безвозвратно потонет в воспоминаниях. Вся жизнь развертывается легко и быстро, как свиток; всем своим всеми чувствами, силами, всею своею душою владеет человек. И ничего кругом ему не мешает — ни солнца нет, ни ветра, ни шуму…» Иван Тургенев.
Дочь станционного смотрителя Самсона Вырина девушка-подросток Дуня была красавица и умница. Отец не мог на неё нарадоваться. Дуня была расторопной и понятливой и отцу в его нелёгком труде, пока на станции проездом не появился ротмистр Минский. Ради него и красивой сытой жизни в городе Дуня бросила отца и, не сказав ни слова, сбежала с молодым человеком, поступив бесчеловечно и подло. Убитый горем Самсон пытался вернуть блудную дочь домой, но Минский вытолкал его взашей. Вернувшись на станцию, Вырин с горя и тоски по дочери начал пить водку и вскоре умер. Через несколько лет Дуня с тремя детьми приехала в отчий дом, даже не зная, что отец уже в могиле. Была она одета богато, выглядела, как барыня, и в карету её было запряжено шесть лошадей. Видимо, Минский, а, может, кто-то ещё из богатых господ женился на Дуне. Узнав, что отец умер, Дуня пошла на кладбище и, раскаявшись, долго плакала, лёжа на его могиле и вымаливая прощение. Отношусь я к Дуне не очень хорошо, потому что она тайно, без благословения отца, что было важно в то время, сбежала из дома и жила на деньги Минского, как содержанка. И всё это время не интересовалась судьбой отца. Даже став барыней, Дуня не приехала к нему. А ведь могла его от смерти, забрав к себе. Но всё-таки блудная дочь раскаялась. Приехав и пожертвовав местному священнику большую сумму денег на поминовение души отца, Дуня немного сгладила свою вину перед ним.
Листопад
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой...
(И. Бунин)
Перед дождем
Заунывный ветер гонит
Стаю туч на край небес.
Ель надломленная стонет,
Глухо шепчет темный лес.
На ручей, рябой и пестрый,
За листком летит листок,
И струей, сухой и острой;
Набегает холодок.
Полумрак на все ложится,
Налетев со всех сторон,
С криком в воздухе кружится
Стая галок и ворон...
(Н. Некрасов)
«Я так любила осень, — позднюю осень, когда уже уберут хлеба, окончат все работы, когда уже в избах начнутся посиделки, когда уже все ждут зимы. Тогда всё становится мрачнее, небо хмурится облаками, желтые листья стелются тропами по краям обнаженного леса, а лес синеет, чернеет, — особенно вечером, когда спустится сырой туман и деревья мелькают из тумана, как великаны, как безобразные, страшные привидения». Федор Достоевский.
«Сквозь обнаженные, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве. Спокойно дышит грудь, а на душу находит странная тревога. Идешь вдоль опушки, глядишь за собакой, а между тем любимые образы, любимые лица, мертвые и живые, приходят на память, давным-давно заснувшие впечатления неожиданно просыпаются; воображение реет и носится, как птица, и всё так ясно движется и стоит перед глазами. Сердце то вдруг задрожит и забьется, страстно бросится вперед, то безвозвратно потонет в воспоминаниях. Вся жизнь развертывается легко и быстро, как свиток; всем своим всеми чувствами, силами, всею своею душою владеет человек. И ничего кругом ему не мешает — ни солнца нет, ни ветра, ни шуму…» Иван Тургенев.