В основе двух пьес – реальные истории: трудные отношения Пушкина со скупым отцом и впечатления от эпидемии холеры. Тема жадности, власти денег, зависти, любви, ревности. А еще – бедствия (болезни), кары и испытания человечества на прочность. Не время ужасно, а люди. Тема неправедно нажитого богатства, убитых отцовских и сыновних, рыцарских чувств. Гениальный человек не может стать убийцей.
Пьесы учат ценить семью, а не богатство, учиться ставить себя на место другого, помнить о скоротечности жизни, дарить радость людям. У каждого человека есть талант, не стоит завидовать другим – лучше развивать свой. Любовь – не игра, расплата за бесчестье – смерть. В дни испытаний нужно сохранять мужество, человечность, совесть.
Центральный герой комедии буржуа Журден экономически уже властелин, перед ним заискивают не только люди искусства, но и дворяне. Однако в социальной и культурной сфере он еще полное ничтожество.
Конфликт его комедии строится на «безумной» борьбе Журдена с разумным порядком вещей. В творчестве Мольера еще сохраняется, хотя и не во всеобщем значении, и видоизмененная, ренессансная концепция «единой цепи бытия» как воплощения высшей разумности. Согласно этой концепции, все в мире связано и восходит от камня к богу. В каждом звене «единой цепи» тоже действует закон восхождения: среди камней благороднейшим является алмаз, среди металлов — золото, в государстве все восходит к королю, в семье — к отцу, в мире небесных светил — к солнцу и т. д. Мир, таким образом, связан едиными законами. Эта концепция позволила Мольеру придать своей комедии значительность, ни в коей мере не нарушая требования классицизма изображать в комедиях только частные ситуации, отдельные пороки людей.
В комедии два тесно связанных частных сюжета. Как классицист Мольер опирался на античную традицию, итальянскую «ученую» комедию, вводя линию молодых влюбленных, которые стремятся соединиться. Лирическая линия Клеонта и дочери Журдена Люстиль дважды пародийно оттенена: во-первых, более приземленной, но полной искренности любовью слуг — Николь и Ковьеля, во-вторых, расчетливыми отношениями, прикрытыми прециозностью, между графом Дорантом и маркизой Дорименой Вторая сторона сюжета представляет собой развитие традиции французского фарса, изображение утратившего разум отца семейства, который сам вынуждает семью идти на обман и дурачить его.
Обе линии неразрывно связаны (единство действия!), создают цельную систему образов.
Стремление попасть в мир дворян, ставшее характером буржуа Журдена, разрушает гармоничный семейный порядок. Вспомним о «единой цепи бытия»: отец семейства уподобляется королю в государстве, солнцу среди светил. Обязанностью главы семьи является мудрое и гуманное управление в этой маленькой ячейке общества. Журден же становится в одно и то же время и самодуром, тираном, препятствующим Клеонту жениться на любящей его Люсиль только потому, что он не дворянин, и наивным ребенком, которого легко обмануть, играя на его дворянских пристрастиях.
Устами Клеонта (частично выполняющего функции резонера) изложена идея пьесы: «Люди без зазрения совести присваивают себе дворянское звание, — подобный род воровства, по-видимому, вошел в обычай. Но я на этот счет, признаюсь, более щепетилен. Я полагаю, что всякий обман бросает тень на порядочного человека. Стыдиться тех, от кого тебе небо судило родиться на свет, блистать в обществе вымышленным титулом, выдавать себя не за то, что ты есть на самом деле, — это, на мой взгляд, признак душевной низости». Обращает на себя внимание противоречие этой тирады дальнейшему развитию сюжета комедии. Благородный Клеонт буквально через час (обратите внимание, что действие развивается без всякого перерыва) выдает себя за сына турецкого султана, а честные г-жа Журден и Люсиль ему в обмане.
Это объясняется тем, что в эпоху Возрождения концепция «единой цепи бытия» требовала от каждого соответствия своему месту и предназначению. Если какое-то звено разрушилось, вся цепь утрачивает гармонию (например, у Шекспира убийство монарха сопровождается бурей, ливнем, мертвецы выходят из могил и т. д.) и восстанавливается только тогда, когда «вывихнутое» звено «вправляется». Мольер же воспринимает мир не в гармонии, а в движении, он все отчетливее видит невозможность вернуться к прежнему состоянию общества (нужно отметить, что Мольеру уже не свойственно целостное восприятие мира как вселенной, живущей по единым законам, мир для него — это общество и царящие в нем нравы).
Мольер гениально предугадывал идеи, которые будут высказаны через многие десятилетия просветителями и романтиками. Классицисты видели мир соразмерным герою и соответствующим ему (так, героизму корнелевского Родриго соответствовало героическое состояние художественного мира, воссозданного в «Сиде»). Мольер одним из первых изобразил несоответствие мира и живущего в нем героя.
Французские романтики, изображавшие трагическое противоречие личности и общества или сильной романтической личности подчинять себе обстоятельства, не случайно будут видеть в Мольере одного из своих великих предшественников. Но несоответствие мира и героя, т. е. то, что для романтиков предстанет в драматическом, трагическом свете, для Мольера было еще источником комического.
Объяснение:
надеюсь чем то
Александр Сергеевич Пушкин первым в России стал писать художественную прозу, которая осталась в веках, и был первым действительно оригинальным русским романистом. Но его место в истории русского романа несравнимо с тем, которое принадлежит ему в истории русской литературы в целом, и проза его, при всем совершенстве некоторых повестей, не на том уровне высоты, что его поэзия. Основное различие между его поэзией и прозой в том, что Пушкин был прежде всего поэтом и в стихах говорил на своем родном языке, которому сам был и высшим мерилом и верховным судьей; проза же была для него языком иностранным, которым он овладел путем более или менее старательного изучения. Ему удалось овладеть слогом и интонациями этого иностранного языка, и его парнасский акцент различим только для натренированного уха. Но в прозе его всегда есть ощущение некоей скованности, недостаточной свободы, подчинения своду каких-то правил, чего никогда не бывает в его поэзии. Конечно, над стихотворной строкой он работал гораздо больше, чем над прозаической, и окончательный результат этого труда свидетельствовал о природной, нескованной свободе.
Только после 1830 г. Пушкин вплотную занялся прозой. Но с самого начала он твердо решил, какой эта проза должна быть. В 1822 г. он писал в записной книжке: «Вольтер может почесться лучшим образцом благоразумного слога... Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат. Стихи дело другое...».
Литературная проза Пушкина основывается на примере французской литературы. Это рациональная, аналитическая, сознательно оголенная проза, лишенная всяких ненужных украшений, почти аффектированная в своей Эту прозу хочется сравнить с прозой Цезаря. Самого Пушкина влекло к Вольтеру, но хотя по изяществу и чистоте пушкинская проза сравнима с вольтеровской, ей недостает свободной импульсивной живости и раскованной стремительности великого француза. В общем надо сказать, что атмосфера XVIII века, присущая всему творчеству Пушкина, нигде не проявляется так заметно, как в его повестях, даже в тех, где он, как и другие писатели его поколения, находился под влиянием Вальтера Скотта и Гофмана.
Объяснение: