Самый непрочитанный поэт 20 века.
Николай Гумилёв был не только выдающимся поэтом, но и тонким, проницательным литературным критиком. В годы, в которые он жил, это не было исключением. Начало 20 века было одновременно и порой расцвета русской поэзии, и временем постоянно рождавшихся литературных манифестов, возвещавших программу новых поэтических школ, временем высокопрофессионального критического разбора и оценки произведений классической и современной поэзии — русской и мировой. В качестве критиков и теоретиков искусства выступали в России почти все сколько-нибудь выдающиеся поэты-современники Гумилёва —Анненский, Мережковский, Гиппиус, Брюсов, Бальмонт, Блок, и многие другие.
В отличие от поэтов-символистов идеалом Гумилёва была не музыкальная певучесть стиха, зыбкость и неопределенность слов и образов (насыщенных в поэзии символистов «двойным смыслом», ибо цель их состояла в том, чтобы привлечь внимание читателя не только к миру внешних, наглядно воспринимаемых явлений, но и к миру иных, стоящих за ними более глубоких пластов человеческого бытия), но строгая предметность, предельная четкость и выразительность стиха при столь же строгой, чеканной простоте его внешнего композиционного построения и отделки.
Не следует думать, что «позднее» творчество Гумилёва некоей «железной стеной» отделено от раннего. При углубленном, внимательном отношении к его стихотворениям, статьям и рецензиям 1900–1910-х годов уже в них можно обнаружить моменты, предвосхищающие позднейший поэтический взлет Гумилёва. Это полностью относится к «Письмам о русской поэзии» и другим литературно-критическим и теоретическим статьям Гумилёва.
Сопоставляя поэзию с религией, Гумилёв утверждает, что «и та, и другая требуют от человека духовной работы», являются «руководством» к «перерождению человека в высший тип». Различие же между ними состоит в том, что «религия обращается к коллективу», а поэзия — к каждой отдельной личности, от которой требует «усовершенствования своей природы».
В крестьянских семьях на Руси детей очень рано приучали к ответственности и систематическому труду: это было одновременно и главным вопросом воспитания, и залогом выживания. Причём, взгляды наших предков на этот процесс вряд ли порадовали бы современных подростков.
Самое главное – подход к своим наследникам в народной среде был не просто строгим, а очень строгим. Во-первых, никто тогда не считал детей равными родителям. И именно на первых годах жизни ребёнка взрослые видели залог того, каким человеком он станет.
Во-вторых, авторитет матери с отцом в крестьянских семьях был непререкаем. Обычно родители были едины во взглядах на воспитание и обязанности чада, а если даже в чём-то и не были между собой согласны, то никогда не демонстрировали этого публично, поэтому у ребёнка не было шансов «перетянуть» одного из родителей на свою сторону.
В-третьих, ни с девочками, ни с мальчиками не было принято «миндальничать» и баловать их зазря. Обычно поручения между домочадцами распределялись главой семейства в приказном тоне, и никто не перечил ему в ответ. В то же время за успешно выполненное задание ребёнка всегда хвалили и поощряли, всячески подчёркивая, что он принёс пользу всей семье.
В поэме «Крестьянские дети», состоящей из нескольких частей, рассказывается о различных ситуациях из сельской жизни, очевидцем которых оказался сам автор. Его не перестаёт удивлять то, что даже самые молодые из его персонажей являются сильными личностями самостоятельно одолевать те или иные жизненные испытания и нести полную ответственность за свои поступки. Однако дети остаются детьми, и автор инстинктивно пытается уберечь их от будущих жизненных трудностей, обращаясь к ним со следующими словами: «Играйте же, дети! Растите на воле! На то вам и красное детство дано». Он понимает, что спустя некоторое время их радостная и беззаботная жизнь подойдёт к концу, останутся лишь воспоминания о счастливом детстве и видимость того, что было время, когда они могли распоряжаться своей судьбой. Размышления о крестьянских детях и об их судьбе приводят поэта к ключевой для него теме судьбы российского народа. Любовь смешивается с чувством боли (противопоставление эпитетов «красное детство» и «скудное поле», упоминание «честных мыслей, которым нет воли»)...