Расскажу, как мы из Киева поехали в Краков.
Наше знакомство этим прелестным городом началось с набережной Вислы, а именно с площади Великой Армии Наполеона. Висла не такая уж широкая река, но зато чистая, с красивыми ухоженными берегами, покрытыми ухоженным газоном. Мы просто шли по городу, глазея по сторонам, шли без определенной цели и маршрута. То и дело прорывался дождик, и нам, как и многочисленным туристам из всех частей света, приходилось открывать зонт. Толпы этих самых туристов снуют здесь, как муравьи, – во всех направлениях. Над людскими толпами стоит неумолкающий гул, гомон многих тысяч разноязыких голосов, выкрики, выражения восторженных чувств.
В этот день в Кракове была ещё и ярмарка на центральной площади, поэтому там творилось несусветное столпотворение. Вообще старый город представляет собой одно сплошное кафе – столики стоят повсюду на тротуарах, не успеет закончиться одно кафе, как начинается другое. Причем в этот пасмурный и довольно прохладный день между столиками горят специальные газовые горелки, от которых на посетителей распространяется благодатное тепло. От этого становится уютно, и мало кто в силах устоять против искушения посидеть там и подзакусить.
Здания в старом Кракове и вообще город очень напоминают Львов. Такие же мощёные узкие улочки, многочисленные соборы, влекущие к себе подворотни. Во Львов бы ещё Вислу…
Мы провели в Кракове мало времени - всего около 4 часов, причем последний час просидели в кафе за чашкой кофе, потому что погода совсем испортилась, поднялся ветер, нам было довольно холодно, дождь не унимался.
Краков запомнился яркостью, красотой, беззаботностью, весельем. Мы видели немногое, но увиденное было прекрасно. Хочется побольше узнать об этом городе и, конечно же, приехать ещё раз и побыть здесь подольше.
В одном доме жили две девочки — Рукодельница да Ленивица, а при них нянюшка. Рукодельница была умная девочка: рано вставала, сама, без нянюшки, одевалась, за дело принималась: печку топила, хлебы месила, избу мела, петуха кормила, а потом на колодец за водой ходила.
А Ленивица меж тем в постельке лежала, наскучит лежать — скажет спросонья: «Нянюшка, надень мне чулочки, нянюшка, завяжи башмачки». Встанет, сядет к окошку мух считать.
Однажды Рукодельница пошла на колодец за водой, опустила ведро на верёвке, а верёвка оборвалась; упало ведро в колодец. Расплакалась Рукодельница, пошла к нянюшке рассказывать; а нянюшка Прасковья была сердитая, говорит: — Сама беду сделала, сама и поправляй. Пошла Рукодельница к колодцу, ухватилась за верёвку и спустилась по ней к самому дну. Смотрит: перед ней печка, а в печке сидит пирожок, такой румяный, поджаристый; приговаривает: кто меня из печки возьмёт, тот со мной и пойдёт! Рукодельница вынула пирожок и положила его за пазуху. Идёт дальше. Перед нею сад, а в саду стоит дерево, а на дереве золотые яблочки. Рукодельница подошла к дереву, потрясла и собрала яблоки. Идёт дальше. Перед ней сидит старик Мороз Иванович. Поздоровался, поблагодарил за пирожок. Предложил послужить, за это отдаст ведёрко.
Рукодельница взбила перину, в доме прибрала, кушанье изготовила, платье у старика починила и белье выштопала, не жаловалась. Так прожила Рукодельница у Мороза Ивановича целых три дня. На третий день в ведёрко всыпал горсть серебряных пятачков; дал брильянтик — косыночку закалывать.
Вернулась домой. Петух закричал: «Кукареку, кукареки! / У Рукодельницы в ведёрке пятаки!»
Нянюшка сказала Ленивице тоже сходить. Но Ленивица не достала пирожок, не собрала яблок. Не выбила перину, обед плохо сварила, словом, ничего не сделала. На третий день Мороз Иванович дал пребольшой серебряный слиток, а в другую руку — пребольшой брильянт. Пришла домой и хвастается. Не успела договорить, как серебряный слиток растаял и полился на пол; он был не что иное, как ртуть, которая застыла от сильного холода; в то же время начал таять и брильянт. А петух вскочил на забор и громко закричал: «Кукареку-кукарекулька, / У Ленивицы в руках ледяная сосулька!»