В нашу культуру прочно вошли понятия — «Петербург Гоголя и Достоевского, Блока», «Пушкинская Москва», «город славы и мечты» Анны Ахматовой. Нужны ли они? Разве Петербург Достоевского—не тот же самый город, где жили Пушкин и Некрасов? И чем пушкинская Москва отличается от той, которая встретила юного Лермонтова?
Разумеется, необходимость в таких понятиях существует. Говоря о городе Достоевского, мы имеем в виду не «град Петров— полнощных стран» красу и диво, воспетый Пушкиным, а грязные трущобы, где ютилась беднота, или дома-колодцы, в одном из которых, в комнате, похожей на шкал, сочинял свою теорию Раскольников. А Петербург Гоголя — это, прежде всего блестящая панорама Невского проспекта, спешащие в свои департаменты чиновники.
Но не будет преувеличением сказать, что у истоков всех этих устойчивых сочетаний стоит грибоедовская Москва. Авторская ремарка в «Горе от ума» — «Действие происходит в Москве в доме Фамусова» определила и соответствующий выбор героев, и наше отношение к ним. И речь, конечно, идет не просто о старом особняке с парадными сенями и большой лестницей как сценической площадкой. В сочетании грибоедовская Москва заключено топографическое, историческое и социально-нравственное содержание. «Грибоедовская Москва» — это Москва барская, пережившая пожар 1812 года, видевшая бегущих французов, живущая не по моде, а по старинке, по законам русского хлебосольства, «на широкую ногу». Здесь живут и знатные вельможи, доживающие свой век, и такие, как Павел Афанасьевич Фамусов с дочерью Софьей и прочими домочадцами. Он управляющий в казенном месте, человек не очень богатый и знатный, но достаточно хорошо известный. К исконным москвичам принадлежат и свояченица Фамусова, старуха Хлестова, супруги Горичи, семейство Тугоуховских, Загорецкий, графини — бабушка и внучка, и, конечно же, бессмертная княгиня Марья Алексеевна, чьего заочного суда так боится Фамусов. Среди героев есть и те, кто в этот круг не вполне вписывается. Полковник Скалозуб, чья фамилия намекает на украинские корни, Молчалин, «вытащенный» из Твери, Репетилов, приехавший из Петербурга (у него дом на Фонтанке), «французик из Бордо» и, бесспорно, главный герой комедии Чацкий — любитель заграничных путешествий.
Московский уклад жизни — это уклад устоявшийся, традиционный, размеренный. И нужно ли удивляться тому, что люди, привыкшие к устойчивости, испытывают беспокойство по поводу новых веяний. Как это чаще всего и бывает, их взгляд устремлен не столько в будущее, сколько в в пору их молодости. Не случайно, вспоминая покойника дядю, Максима Петровича, Фамусов рисует идиллическую картину «золотого века» Екатерины. Московский стиль и «завет отцов» для него — синонимы, и потому неуважение к тому или другому рассматривается как посягательство на устои жизни вообще, в том числе и на политические.
Точно так же естественно, что порывистый, импульсивный да ктому же влюбленный Чацкий отказывается принять эту стабильность и ориентированность на старину. За его плечами 23 года, пылкость чувств, полет мысли: он весь в будущем. Однако, кто знает: не станет ли он сам когда-нибудь отцом своевольной дочери и не ужаснется ли молодой вольности нравов и новым порядкам?
Пока же Чацкий острит, язвит и открыто негодует. И мы, конечно, разделяем пафос его знаменитого монолога «А судьи кто?», направленный не только против отдельных хозяев «великолепных палат», «негодяев знатных», но и самих основ человеколюбия и сострадания.
Как только комедия Грибоедова стала известна в свете, сразу же бросились искать прототипов, реальных лиц, отождествляя одних с Фамусовым, других — со Скалозубом. Сам же Грибоедов кого-либо осмеять, уязвить, тем более морально уничтожить вовсе не хотел. «Его прекрасная душа была выше таких мелочей»,— сказал В. Кюхельбекер. Однако созданные автором персонажи оказались настолько жизненны и типичны, что аналогии напрашивались сами собой. И речь шла вовсе не о злодеях, а о вполне обычных людях, знакомых незнакомцах, отягощенных житейскими заботами. Да они, в сущности, такими и предстают в комедии.
Неверно закреплять ситуацию «горе от ума» только за одним Чацким. Конечно же, он умен. Его ум, горячий, гордый, резкий, но находящийся «не в ладу с сердцем», действительно становится источником «мильона терзаний». Но ведь и остальные далеко не глупы. Фамусов умеет жить «с прибытком» для себя, ему нельзя отказать в тонкости наблюдений, в знании жизни. «И вкрадчив и умен»,— говорит о Молчалине Софья. В самом деле, не обладай герой необходимыми деловыми качествами, зачем понадобилось бы Фамусову вытаскивать его из Твери? А разве лишена проницательности старуха Хлестова?
Повесть «Бэла» лишена психологического анализа. Максим Максимыч здесь просто передает факты печоринской биографии, не анализируя и практически никак не оценивая их. В определенном смысле штабс-капитан объективен.
Вместе с тем, искренне жалея Бэлу, которую он полюбил как родную дочь, Максим Максимыч считает Печорина неправым. Увидев, как Григорий Александрович к ней переменился, как Бэла страдает от его холодности, штабс-капитан пробует поговорить с ним. И Печорин пытается объяснить свое поведение. Он говорит, что разлюбил Бэлу, что она оказалась не излечить его от скуки. «Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня...», — говорит Печорин.