Порождение Тифона и Ехидны обитало в лернейских болотах. Чудовище со змеиными головами и громадным собачьим телом убивало смрадным дыханием. Гераклу удалось справиться с гидрой, лишь с племянника Иолая.
Видя, что из каждой отрубленной головы вырастает сразу две новых, он приказал Иолаю прижигать раны гидры. Эта хитрость позволила Гераклу выйти из боя победителем. Одна из голов гидры была бессмертной. Ее Геракл отсек и зарыл в землю. Желчью чудовища, он смазал наконечники стрел, сделав их смертельно ядовитыми.
Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. Струи пены стекали по его склону. Он был изображен в последнем моменте взлета. Корабль шел прямо на зрителя. Высоко поднявшийся бугшприт заслонял основание мачт. Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. Пена неслась в воздух. Паруса, туманно видимые из-за бакборта и выше бугшприта, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном. Тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю. Она выражала все положение, даже характер момента. Поза человека (он расставил ноги, взмахнув руками) ничего собственно не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю. Завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что? Видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину. Вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. Грэй знал это. Но он не погасил воображения, а прислушался. Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку. Все это Грэй слышал внутри себя. Он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла.
1)Взаимоотношения в высшем свете в большей степени лицемерны, неестественны, лживы. Каждый играет определенную роль, придерживаясь сценария на протяжении всего романа эпопеи. Ведь почему Болконскому понравился Пьер изначально?, потому что тот вел себя естественно, он не был еще отравлен "приличиями" высшего общества, он говорил то, что думал, не обращая внимание на то, кто как отреагирует на его речь, поведение, манеры. Само высшее общество представляло собой хорошо отрепетированную пьесу, где никто не смел отклоняться от сценария, каждый должен был играть свою роль, поэтому Пьер никому , изначально, не нравился, в особенности Шерер. 2)В гостиной Анны Павловны Шерер собиралась лишь элита светского общества Петербурга, лишь самые близкие "друзья". Попасть в этот круг было невероятной честью.
Порождение Тифона и Ехидны обитало в лернейских болотах. Чудовище со змеиными головами и громадным собачьим телом убивало смрадным дыханием. Гераклу удалось справиться с гидрой, лишь с племянника Иолая.
Видя, что из каждой отрубленной головы вырастает сразу две новых, он приказал Иолаю прижигать раны гидры. Эта хитрость позволила Гераклу выйти из боя победителем. Одна из голов гидры была бессмертной. Ее Геракл отсек и зарыл в землю. Желчью чудовища, он смазал наконечники стрел, сделав их смертельно ядовитыми.
Объяснение:
Миф "Лернейская гидра"