Объяснение:Объяснение:Мизгирь, молодой и богатый красавец, был, конечно, завидным женихом, по которому наверняка сохла не одна берендейка, и за которого с радостью пошла бы замуж любая девушка этого сказочного царства. Но беда была в том, что у него был слишком высокомерный характер, ему казалось, что его достойно только самое-самое лучшее, что есть на этом свете. Поэтому он, сначала выбрав себе в жёны Купаву, самую красивую девушку из всех, а потом случайно увидев Снегурочку, преспокойно бросает ради неё невесту накануне свадьбы. И не просто бросает, но и принародно обижает словом, намекнув, что из неё в будущем может получиться не очень верная жена, судя по тому, как она безоглядно отдавалась своей любви к нему. Вот за эту двойную обиду, нанесённую Купаве, и судят Мизгиря. С мороальной точки зрения — всё правильно, Мизгирь очень нехорошо поступил с Купавой, а за свои поступки нужно отвечать. Но с другой стороны, заставлять кого-то выбирать между женитьбой на нелюбимой и вечным изгнанием тоже как-то не очень, мне кажется. Но у берендеев свои законы и свои понятия.
Объяснение:Мизгирь, молодой и богатый красавец, был, конечно, завидным женихом, по которому наверняка сохла не одна берендейка, и за которого с радостью пошла бы замуж любая девушка этого сказочного царства. Но беда была в том, что у него был слишком высокомерный характер, ему казалось, что его достойно только самое-самое лучшее, что есть на этом свете. Поэтому он, сначала выбрав себе в жёны Купаву, самую красивую девушку из всех, а потом случайно увидев Снегурочку, преспокойно бросает ради неё невесту накануне свадьбы. И не просто бросает, но и принародно обижает словом, намекнув, что из неё в будущем может получиться не очень верная жена, судя по тому, как она безоглядно отдавалась своей любви к нему. Вот за эту двойную обиду, нанесённую Купаве, и судят Мизгиря. С мороальной точки зрения — всё правильно, Мизгирь очень нехорошо поступил с Купавой, а за свои поступки нужно отвечать. Но с другой стороны, заставлять кого-то выбирать между женитьбой на нелюбимой и вечным изгнанием тоже как-то не очень, мне кажется. Но у берендеев свои законы и свои понятия.
В 1938 году Николай Заболоцкий был арестован. К этому времени он написал поэмы "Деревья", "Торжество земледелия", "Птицы", "Безумный волк", "Столбцы" 1929года были расширены и как бы распались на два обширных цикла: "Городские столбцы" и "Смешанные столбцы". Несмотря на то, что Заболоцкий знал о массовых репрессиях в Ленинграде, объявление об аресте было для него неожиданным ударом. Когда Заболоцкого доставили в дом предварительного заключения, он сразу же столкнулся с действительностью, которая оказалась куда страшнее самых невероятных слухов об этом учреждении. Допрос продолжался около четырех суток без перерыва и сопровождался бранью, оскорблениями, угрозами. Не давали пищи, не давали спать. От Заболоцкого добывались признания в том, что он состоит в некоей контрреволюционной организации, якобы возглавляемой Тихоновым. Требовали, чтобы он назвал членов этой организации, сознался в преднамеренно антисоветском характере своего творчества. В написанной 18 лет спустя "Истории моего заключения" он вспоминал: "Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог более переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали… На четвертые сутки в результате нервного напряжения, голода и бессонницы я начал постепенно терять ясность рассудка. Помнится, я уже сам кричал на следователей и грозил им. Появились призраки, галлюцинации: на стене и паркетном полу кабинета я видел непрерывное движение каких-то фигур. Вспоминается, как однажды я сидел перед целым синклитом следователей. Я уже нимало не боялся их и презирал их. Перед моими глазами перелистывалась какая-то огромная воображаемая мной книга, и на каждой ее странице я видел все новые и новые изображения. Не обращая ни на что внимания, я разъяснял следователям содержание этих картин. Мне сейчас трудно определить свое тогдашнее состояние, но помнится, я чувствовал внутреннее облегчение и торжество свое перед этими людьми, которым не удается сделать меня бесчестным человеком"*.