Пятница — индеец из племени каннибалов, встреченный Робинзоном Крузо на двадцать четвертый год своего пребывания на необитаемом острове и ставший и слугой. П. изображен в романе глазами Робинзона, который находит в нем человека легкого и жизнерадостного нрава, храброго, преданного, работо искреннего и простодушного, но отнюдь не глупого, и не устает хвалить его и благословлять провидение, пославшее ему такого П первый в галерее образов простодушного дикаря, которого так любили изображать и романисты, и философы XVIII в. Робинзон П., взятого в плен дикарями соседнего племени и привезенного на необитаемый остров, чтобы, согласно обычаю каннибалов, убить его и съесть П. немедленно склоняется перед Робинзоном и ставит его ногу себе на голову в знак того, что он считает себя рабом своего избавителя, и это добровольное подчинение его «хозяин» принимает как естественное. Если нравы и обычаи дикарей, соплеменников П. (которых он несколько раз видит на острове во время исполнения их кровавых каннибальских пиршеств), Робинзон считает омерзительными, то в самом П. он видит «доброго дикаря», человека неиспорченного и от природы наделенного всеми положительными качествами. Быстро отучив П. от каннибализма и передав ему те рабочие навыки, которыми он владеет, Робинзон заводит с ним религиозные беседы и убеждает в превосходстве христианского Бога над местным племенным божком Бенамуки, с которым старейшины племени ходят беседовать на высокую гору. Но запечатлеть в уме П. представление о дьяволе оказывается значительно труднее, и здесь простодушный дикарь задает Робинзону вопрос, который является одним из наиболее сложных для искушенных богословов: если Бог «более сильный», чем дьявол, почему же Он допускает существование зла в мире? Самого Робинзона, который воспринимал свою религию как данность, подобный вопрос никогда не беспокоил.
Вот такое обыкновенное чудо описал Куприн, которое могло произойти в жизни каждого, и причина тому – доброта. Современники называли Куприна «писателем без выдумки», ведь он практически не отходил от реальности, а порой даже перенасыщал текст натуралистическими подробностями.