Здравствуй, Базаров!
Хотела написать «милый и дорогой Евгений», но я не люблю врать. Ты очень даже неприятный тип с дешевыми разглагольствованиями. Я не отрицаю, что ты умен: выдавать абсолютную пустоту жизни за участие в общественно-политическом движении может не каждый. Вот Аркадий не смог, хоть и пытался. Судя по желанию твоих друзей угодить тебе, ты довольно обаятельный, сильный и производишь впечатление импозантного человека. Но только почему же ты, Базаров, не жил так, как следует? Я не имею в виду общеизвестные правила, а какие-то положительные чувства: дружба, любовь, уважение, а не любопытство, презрение и равнодушие. Слишком образованный и начитанный, ты, кажется, просто боялся обжечься, почувствовать слабость и привязанность. Но ты уже имел случай убедиться в том, что любовь сильнее тебя. А то, что ты думал не так, как все, и пошел против них…Это не смелость – это «нечего терять».
Как писал М.А. Булгаков, «нет большего порока, чем трусость». Знаешь, до чего она тебя довела? Я даже не расстроилась, когда ты умирал, обращая внимания на талант И.С. Тургенева, а не на твою участь. Я не бесчувственная – это ты таким был и только зря занимал место на планете. А их, знаешь ли, ограниченное количество. Так что, надеюсь, ты освободил его для человека, который будет что-то делать и менять, а не отрицать все подряд. Нигилистом быть – немного труда надо, Вас и уважать-то не за что...Не то что декабристов.
Знаешь, Базаров, мне тебя даже жалко. Ты действительно самый жалкий литературный герой, о которых я читала: что ты знал, кроме строения тела водного жука да органической химии? А ведь ты, правда, мог добиться очень многого и сделать вклад в мировое развитие. Поэтому подумай над своим поведением и (я знаю: ты можешь) сделай все, чтобы таких людей, как ты, было поменьше. Ваши фразочки не мир и не заставят его задуматься. Надо действовать. Всего хорошего!
Без уважения,
Живущая на сто процентов и
От этого счастливая до головокружения
Раскольникова с Желтенькими пыльными обоями. В комнате Сони все те же желтоватые обои, и в кабинете Порфирия Петровича также стоит мебель из желтого полированного дерева. Такие «желтые» детали подчеркивают безысходную атмосферу, в которой живут действующие лица романа. Он словно является предвестником каких-то недобрых событий в их жизни.
Сам по себе грязно-желтый, уныло-желтый, болезненно-желтый цвет вызывает чувство внутреннего угнетения, психической неустойчивости и общей подавленности. В романе Достоевский как бы сопоставляет два слова: «желчный» и «желтый», прослеживая взаимодействие внутреннего мира Раскольникова и мира внешнего, так, например, он пишет: «Тяжелая желчная улыбка змеилась по его губам. Наконец ему стало душно в этой желтой каморке». «Желчь» и «желтизна» приобретают, таким
образом, смысл чего-то мучительно-давящего и угнетающего. Образ Петербурга становится не только равноправным с другими героями романа, но и центральным, значимым, он во многом объясняет двойственность Раскольникова, провоцирует его на преступление понять Мармеладова, его жену, Сонечку, процентщицу, Лужина и других персонажей.