Жил-был юноша по имени Сигизмунд. Был он влюблен в прекрасную принцессу Брунгильду. Она тоже любила его. Но ее отец, король Вредин не хотел, чтобы они поженились. И решил он погубить Сигизмунда, велев ему добыть волшебный меч-кладенец, который охранялся злым драконом, а в награду пообещал руку своей дочери.Не стал Сигизмунд откладывать дело в долгий ящик и немедля отправился в путь за тридевять земель. Проходя сквозь лесную чащу, он увидел, что неподалеку запутался в густых ветвях прекрасный конь. Сигизмунд решил бедному животному и тому выбраться. В благодарность, конь в два счета домчал юношу до драконьего логова.Дракон не захотел отдать меч по-хорошему, и они с Сигизмундом вступили в смертный бой. Три дня и три ночи сражались они, пока дракон не свалил Сигизмунда с ног. Дракон раскрыл свою огромную пасть и собрался проглотить несчастного юношу, как букашку, но, в последний момент Сигизмунд увидел, что рядом лежит тот самый волшебный меч. Схватив его, он пронзил дракона.Когда Сигизмунд вернулся с волшебным мечом, королю пришлось выполнить свое обещание и отдать свою дочь в жены храброму юноше. Во время свадьбы король скончался от злости. Новым королем стал Сигизмунд, он мудро правил страной вместе со своей женой Брунгильдой еще много лет долго и счастливо!
Ем же заинтересовала она и героев, и любящего “чтение из занятия по части русской словесности” Ивана Петровича Белкина, и, без сомнения, самого автора? Ведь обращений к сентиментальным повестям Карамзина в пушкинском цикле достаточно много: те же Алексей и Лиза-Акулина, безусловно, должны знать “Бедную Лизу” с её горькой историей любви крестьянки и дворянина – иначе почему самолюбие пушкинской “молодой проказницы” “было втайне подстрекаемо тёмной, романтической надеждою увидеть наконец тугиловского помещика у ног дочери прилучинского кузнеца”? Сетования Самсона Вырина о неизбежной гибели дочери Дуни – “заблудшей овечки” – ещё более живо напоминают печальную судьбу карамзинской героини – к счастью, в пушкинской повести так и не повторившуюся; чтением “Натальи, боярской дочери”, а не только французских романов отзывается решение о побеге из родительского дома Марьи Гавриловны, героини повести “Метель”. Очевидно, не вчитавшись как следует в повести Карамзина, оказавшегося одним из главных в русской литературе предшественников Пушкина-прозаика, невозможно прочесть и такие знакомые “Повести Белкина”, в которых автор постоянно то спорит, то соглашается с карамзинскими художественными поисками и находками.
