1
любимая
лошадь рассказчика — веселая Рыжуха — неказистая рабочая лошадка,
каких тогда было немало. Автор так ярко и красочно описывает ее, что,
кажется, ты с ней уже давно знаком. Писатель подогревает интерес
читателя — с лошадкой что-то случилось: «Сегодня Рыжуха при моем
приближении не выказала ни малейшего воодушевления. Стояла возле кола
неподвижно, окаменело, истово, как умеют стоять только лошади, и ничем,
решительно ничем не отличалась от остальных кобыл и коней» . Герой
решил узнать, что же случилось, и вдруг увидел, что его любимая Рыжуха
плачет. Крупными тяжелыми слезами. До этого момента автор следовал
всем правилам написания рассказа. А теперь в рассказе появились элементы
сказки: Рыжуха ответила герою, почему она плачет, и рассказала, что
случилось. Лошадь стала разговаривать с человеком — такое может быть
только в сказке. Рыжуха рассказала о своих разговорах с другими
лошадьми — то, что лошади ведут речь о своей жизни, это тоже элемент
сказки. Герой рассказа возвращается в реальность и ничего не может
ответить лошади: «А что я мог ответить этим бедолагам? Сказать, что
старая кобыла ничего не выдумала, что были у лошадей счастливые
времена? » Только в сказке правда всегда побеждает ложь, что не всегда
бывает в жизни: «И тогда я вдруг стал понимать, что совершил что-то
непоправимое, страшное, что я обманул Рыжуху, обманул всех этих
несчастных кляч и доходяг и что никогда, никогда уже у меня с Рыжухой не
будет той искренности и того доверия, которые были до сих пор. И
тоска, тяжелая лошадиная тоска навалилась на меня, пригнула к земле. И
вскоре я уже сам казался себе каким-то нелепым, отжившим существом.
Существом из той же лошадиной породы…
второй вопрс найдёшь там же
рассказе «О чем плачут лошади» Ф. Абрамов от имени рассказчика описывает свои впечатления от общения с лошадьми. Рассказчик очень дружен с этими животными, всегда разговаривает с ними, угощает хлебом. Особенно нравится ему лошадь Рыжуха. У нее был веселый, неунывающий характер, при виде друга она звонко ржала и бегала по кругу, приветствуя его. Но однажды при приближении своего друга Рыжуха не выказала обычного воодушевления, стояла грустная и понурая. . Как оказалось, на покосе Рыжуха познакомилась со старой лошадью и услышала от нее странную песню. В песне описывались времена, когда лошадей ценили как главных кормильцев семьи. Им скармливали самый лучший кусок, любовно распрягали после трудового дня, выхаживали, чистили, называли ласковыми словами. Лошади ценились как самое большое сокровище, ведь они были опорой и надеждой крестьян. «Все — конь, все — от коня, вся жизнь крестьянская от рождения до смерти». . Лошадей берегли и холили. И Рыжуха обращается к человеку с вопросом, правда ли были такие времена. Ведь сейчас лошадей то и дело бросали на жаре, где их одолевали тучи слепней. Про них часто забывал пьяный конюх, и бедным животным приходилось пастись на изглоданной дочерна земле. Что мог ответить человек? Он чувствовал вину людей перед лошадьми, жалел их. Но в ответ лишь отшутился. И понял, что никогда больше между ним и Рыжухой не будет прежнего доверия. Ведь он обманул своих друзей.
Гнилые Прудки два года копил деньги на лошадь, ДРУЖОК,,,понял, какое событие произошло в его жизни. Он вдруг скинул с себя шапку и в восторге стал давить ее ногами, вспоминая, как хитро и умно он торговался.
Объяснение:
Егор Иваныч, по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до самогона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть, как ножом отрезало – не помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.
Два года копил мужик деньги, а на третий подсчитал свои капиталы и стал собираться в путь.
И вот Егор Иваныч собрался. Завернул деньги в портянку, надел сапоги, взял в руки палку и пошел.
А на базаре Егор Иваныч тотчас облюбовал себе лошадь.
Была эта лошадь обыкновенная, мужицкая, с шибко раздутым животом. Масти она была неопределенной – вроде сухой глины с навозом.
Торговец сказал цену, а Егор Иваныч, зная, что цена эта ненастоящая и сказана, по правилам торговли, так, между прочим, не стал спорить. Он принялся осматривать лошадь.
Он неожиданно дул ей в глаза и в уши, подмигивая, прищелкивая языком, вилял головой перед самой лошадиной мордой и до того запугал тихую клячу, что та, невозмутимая до сего времени, начала тихонько лягаться, не стараясь, впрочем, попасть в Егор Иваныча.
Торговец сказал цену, и тут начался торг. Егор Иваныч хлопал себя по голенищу, дважды снимал сапог, вытаскивая деньги, и дважды надевал снова, божился, вытирал рукой слезы, говорил, что он шесть лет лопал солому, и что ему до зарезу нужна лошадь – торговец сбавлял цену понемногу. Наконец, в цене сошлись.
– Бери уж, ладно, – сказал торговец. – Хорошая лошадь. И масть крупная, и цвет, обрати внимание, какой заманчивый.
– Цвет-то… Сомневаюсь я, милый, в смысле лошадиного цвету, – сказал Егор Иваныч. – Неинтересный цвет… Сбавь немного.
– А на что тебе цвет? – сказал торговец. – Тебе что, пахать цветом-то?
Сраженный этим аргументом, мужик оторопело посмотрел на лошадь, бросил шапку наземь, задавил ее ногой и крикнул:
– Пущай уж, ладно!
Потом сел на камень, снял сапог и вынул деньги. Он долго и с сожалением пересчитывал их и подал торговцу, слегка отвернув свою голову. Ему было невыносимо смотреть, как скрюченные пальцы разворачивали его деньги.
Наконец, торговец спрятал деньги в шапку и сказал, обращаясь уже на вы:
– Ваша лошадь… Ведите…
И Егор Иваныч повел. Он вел торжественно, цокал языком и называл лошадь Маруськой. И только когда площадь и очутился на боковой улице – понял, какое событие произошло в его жизни. Он вдруг скинул с себя шапку и в восторге стал давить ее ногами, вспоминая, как хитро и умно он торговался. Потом пошел дальше, размахивая от восторга руками и бормоча:
– Купил!.. Лошадь-то… Мать честная… Опутал ево… Торговца-то…
Когда восторг немного утих, Егор Иваныч, хитро смеясь себе в бороду, стал подмигивать прохожим, приглашая их взглянуть на покупку. Но прихожие равнодушно проходили мимо.
– Хоть бы землячка для сочувствия… Хоть бы мне землячка встретить, – подумал Егор Иваныч.
И вдруг увидел малознакомого мужика из дальней деревни.
– Кум! – закричал Егор Иваныч. – Кум, поди-кось поскорей сюда!
Черный мужик нехотя подошел и, не здороваясь, посмотрел на лошадь.
– Вот… Лошадь я, этово, купил! – сказал Егор Иваныч.
– Лошадь, – сказал мужик и, не зная, чего спросить, добавил: – Стало быть, не было у тебя лошади?
– В том-то и дело, милый, – сказал Егор Иваныч, – не было у меня лошади. Если б была, не стал бы я трепаться… Пойдем, я желаю тебя угостить.
– Вспрыснуть, значит? – спросил земляк, улыбаясь. – Можно. Это можно. Что можно, то можно… В «Ягодку», что ли?
Егор Иваныч кивнул головой, хлопнул себя по голенищу и повел за собой лошадь. Земляк шел впереди.
Это было в понедельник. А в среду утром Егор Иваныч возвращался в деревню. Лошади с ним не было. Черный мужик провожал Егор Иваныча до немецкой слободы.
– Ты не горюй, – говорил мужик. – Не было у тебя лошади, да и это не лошадь. Ну, пропил, – эка штука. Зато, браток, вспрыснул. Есть что вспомнить.
Егор Иваныч шел молча, сплевывая длинную, желтую слюну. И только, когда земляк, дойдя до слободы, стал прощаться, Егор Иваныч сказал тихо:
– А я, милый, два года солому лопал… зря…
Земляк сердито махнул рукой и пошел назад.
– Стой! – закричал вдруг Егор Иваныч страшным голосом. – Стой! Дядя… милый!
– Чего надо? – строго спросил мужик.
– Дядя… милый… братишка, – сказал Егор Иваныч, моргая ресницами. – Как же это? Два года ведь солому зря лопал… За какое самое… За какое самое это… вином торгуют?..
Земляк махнул рукой и пошел в город.
