Кому, с Вашей точки зрения, сложнее сделать нравственный выбор: Пугачёву или Гринёву? Мы остались глаз на глаз.
Несколько минут продолжалось обоюдное наше молчание. Пугачёв смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такою непритворной весёлостию, что и я, глядя на него, стал смеяться, сам не зная чему.
— Что, ваше благородие? — сказал он мне. — Струсил ты, признайся, когда молодцы мои накинули тебе верёвку на шею? Я чаю, небо с овчинку показалось... А покачался бы на перекладине, если б не твой слуга. Я тотчас узнал старого хрыча. Ну, думал ли ты, ваше благородие, что человек, который вывел тебя к умету, был сам великий государь? (Тут он взял на себя вид важный и таинственный.) Ты крепко передо мною виноват, — продолжал он, — но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принуждён я был скрываться от своих недругов. То ли ещё увидишь! Так ли ещё тебя когда получу своё государство! Обещаешься ли служить мне с усердием?
Вопрос мошенника и его дерзость показались мне, так забавны, что я не мог не усмехнуться.
— Чему ты усмехаешься? — спросил он меня нахмурясь. — Или ты не веришь, что я великий государь? Отвечай прямо.
Я смутился: признать бродягу государем был я не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком — было подвергнуть себя погибели; и то, на что был я готов под виселицею в глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне бесполезной хвастливостию. Я колебался. Пугачёв мрачно ждал моего ответа. Наконец (и ещё ныне с самодовольствием поминаю эту минуту) чувство долга восторжествовало во мне над слабостию человеческою. Я отвечал Пугачёву: «Слушай, скажу тебе всю правду. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышлёный: ты сам увидел бы, что я лукавствую».
— Кто же я таков, по твоему разумению?
— Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.
Пугачёв взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь, — сказал он, — чтоб я был
государь Пётр Фёдорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя и в фельдмаршалы, и в князья. Как ты думаешь?»
— Нет, — отвечал я с твёрдостию. — Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу. Коли ты в самом деле желаешь мне добра, так отпусти меня в Оренбург.
Пугачёв задумался. «А коли отпущу, — сказал он, — так обещаешься ли, по крайней мере, против меня не служить?»
— Как могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя – пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник, сам требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня казнишь — Бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
Моя искренность поразила Пугачёва. «Так и быть, — сказал он, ударя меня по плечу. — Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь. Завтра приходи со мною проститься, а теперь ступай себе спать, и меня уж дрёма клонит».
(А. С. Пушкин. «Капитанская дочка»)
Болезнь старого барина не позволила ему рассказать связно обстоятельства дела. Поэтому срок подачи аппелляции истекает и Кистеневка окончательно переходит в руки Троекурова. Но Кирила Петрович уже не рад произошедшему. Его мучает совесть. Он понимает, что поступил с другом несправедливо. Самолюбие самодура удовлетворено, но и близкий друг потерян. Мучаясь такими мыслями, Троекуров решается на примирение. Желая все исправить и вернуть Дубровскому его имение, он отправляется в Кистеневку. Увидев подъезжающего Троекурова в окно, Андрей Гаврилович, не зная об истинных намерениях Троекурова, испытывает сильное потрясение и его парализует. Владимир выгоняет Троекурова вон. Врач, за которым тут же было послано, ничем не смог и старый барин умирает.
Глава 5.
Сразу же после похорон старого Дубровского в имение Кистеневка направляются чиновники во главе заседателя Шабашкина. Им необходимо подготовить все для передачи дома и земель Троекурову. Однако крестьяне стали чинить активные препятствия и категорически отказывались подчиняться новому хозяину. Тогда Владимир Дубровский находит слова для бунтующих и позволяет чиновникам остаться в доме на ночь.
Глава 6.
Ночью, по распоряжению Владимира Дубровского, кузнец Архип поджигает дом. Владимир не хотел чтобы дом, с которым так много связано его детских воспоминаний, достался убийце отца. Но Владимир полагал, что двери и окна дома Архип оставит открытыми во избежании смертей. Однако Архип сознательно закрыл все наглухо и умолчал об этом. Поэтому чиновники сгорели. Пушкин акцентировал внимание на том, что тот же кузнец Архип из огня кошку.Напишите в ответе здесь