Может это Как-то Дмитрий Иванович Менделеев сидел в дупле, которое стало его постоянным рабочим кабинетом, и думал о проблемах транскорпоративного мезальянса внелексических фонем семито-хамитского произношения в поствероятностных комбинациях химических элементов шестой группы (Кислород, сера, селен, теллур и полоний). Внезапный шум отвлек его внимание от научной работы и заставил выглянуть во двор. А во дворе его законнорожденная дочь Любочка репетировала «Гамлета» с актером провинциального театра по фамилии N. По ходу сценария ей надо было упасть куда-то и что-то воскликнуть, однако на самом деле господин N был агентом ликеро-водочного завода, которого послали для выяснения формулы хлебной водки, над которой Менделеев работал в глубокой молодости, и с той поры уже не возвращался к искомой проблеме. Подговоренная шпионом N, Любочка, падая, вместо заученной фразы от имени Офелии крикнула отцу следующие слова:
- Папаша! В каких пропорциях образование водородных связей одной молекулы этилового спирта с икс молекулами воды даст адиабатическую сжимаемость, максимальную вязкость и наименьший коэффициент поступательной диффузии конечного продукта?! – и рухнула на землю, слегка поранившись.
Конечно, глуховатый ученый плохо понял суть вопроса. «Вот ь», - подумал Дмитрий Иванович Менделеев, видя страдания юной дочери, схватившейся за больное место. Зная из общения с хирургом Пироговым, что гематома на ушибе становится меньше при непрерывном поглаживании пораженной ткани, Менделеев крикнул сверху: «Три!» - в смысле «растирай». И скрылся в своем дупле. Но агент N введенный в заблуждение тождественным фонетическим значением числительного и глагола, решил что экстравагантное светило науки ответило на его вопрос, прозвучавший из уст Любови Дмитриевны Менделеевой.
Так в результате чудовищной ошибки все россияне до сих пор вынуждены пить водку в вышеозначенном составе. Эту историю мы узнали из письма Менделеева профессору Пирогову, найденного недавно в архивах ЦРУ, которое прятало истину с целью споить наш народ вусмерть!
Широкий двор был весь покрыт сияющим, белым мягким снегом. Синели в нем глубокие человечьи и частые собачьи следы. Воздух, морозный и тонкий, защипал в носу, иголочками уколол щеки. Каретник, сараи и скотные дворы стояли приземистые, покрытые белыми шапками, будто вросли в снег. Как стеклянные, бежали следы полозьев от дома через весь двор. Никита сбежал с крыльца по хрустящим ступенькам. Внизу стояла новенькая сосновая скамейка с мочальной витой веревкой. Никита осмотрел — сделана прочно, попробовал — скользит хорошо, взвалил скамейку на плечо, захватил лопатку, думая, что понадобится, и побежал по дороге вдоль сада, к плотине. Там стояли огромные, чуть не до неба, широкие ветлы, покрытые инеем, — каждая веточка была точно из снега. Никита повернул направо, к речке, и старался идти по дороге, по чужим следам... На крутых берегах реки Чагры намело за эти дни большие пушистые сугробы. В иных местах они свешивались мысами над речкой. Только стань на такой мыс — и он ухнет, сядет, и гора снега покатится вниз в облаке снежной пыли. Направо речка вилась синеватой тенью между белых и пушистых полей. Налево, над самой кручей, чернели избы, торчали журавли деревни Со-сновки. Синие высокие дымки поднимались над крышами и таяли. На снежном обрыве, где желтели пятна и полосы от золы, которую сегодня выгребли из печек, двигались маленькие фигурки. Это были Никитины приятели — мальчишки с «нашего конца» деревни. А дальше, где речка загибалась, едва виднелись другие мальчишки, «кон-чанские», очень опасные. Никита бросил лопату, опустил скамейку на снег, сел на нее верхом, крепко взялся за веревку, оттолкнулся ногами раза два, и скамейка сама пошла с горы. Ветер засвистал в ушах, поднялась с двух сторон снежная пыль. Вниз, все вниз, как стрела. И вдруг там, где снег обрывался над кручей, скамейка пронеслась по воздуху и скользнула на лед. Пошла тише, тише и стала. Никита засмеялся, слез со скамейки и потащил ее в гору, увязая по колено. Когда же он взобрался на берег, то невдалеке, на снежном поле, увидел черную, выше человеческого роста, как показалось, фигуру Аркадия Ивановича. Никита схватил лопату, бросился на скамейку, слетел вниз и побежал по льду к тому месту, где сугробы нависали мысом над речкой. Взобравшись под самый мыс, Никита начал копать пещеру. Работа была легкая — снег так и резался лопатой. Вырыв пещерку, Никита влез в нее, втащил скамейку и изнутри стал закладываться комьями. Когда стенка была заложена, в пещерке разлился голубой полусвет, — было уютно и приятно. Никита сидел и думал, что ни у кого из мальчишек нет такой чудесной скамейки... — Никита! Куда ты провалился? — услышал он голос Аркадия Ивановича. Никита... посмотрел в шель между комьями. Внизу, на льду, стоял, задрав голову, Аркадий Иванович. — Где ты, разбойник? Аркадий Иванович поправил очки и полез к пещерке, но сейчас же увяз по пояс; — Вылезай, все равно я тебя оттуда вытащу. Никита молчал. Аркадий Иванович попробовал лезть выше, но опять увяз, сунул руки в карманы и сказал: — Не хочешь, не надо. Оставайся. Дело в том, что мама получила письмо из Самары... Впрочем, прощай, я ухожу... — Какое письмо? — спросил Никита. — Ага! Значит, ты все-таки здесь. — Скажите, от кого письмо? — Письмо насчет приезда одних людей на праздники. Сверху сейчас же полетели комья снега. Из пещерки высунулась голова Никиты. Аркадий Иванович весело засмеялся.
Да удалось.Потому что такого цветка не существует а он придумал и тем более этот цветок рос зимой