Сходства между двумя классиками русской новеллы бросаются в глаза. Это: юмор; жанр несолидно короткого газетно-журнального рассказа; читательский успех вопреки сомнениям критиков; постепенное движение к более крупной и "серьезной" форме; осмеяние мелочной повседневности - "пошлости" у Чехова, "мещанства" у Зощенко; работа с бытовыми и литературными штампами; поэтика сюжетной и стилистической "незначительности" (Попкин 1993); проблематизация повествования - применение "невыверенной фигуры нелитератора как рассказчика" у Чехова (Чудаков 1986: 365), полуграмотный сказ у Зощенко. В статье Зощенко 1994 [1944] гонимый советский автор даже трактовал Чехова как своего alter ego, по-эзоповски пользуясь им для оправдания собственной позиции непонятого сатирика. Зощенко был моложе Чехова всего на 34 года (примерно как Чехов - успевшего заметить его Толстого) и мог читать его еще при его недолгой жизни. А статья о Чехове была написана к сорокалетию со дня смерти, то есть, примерно с той дистанции, с какой мы сегодня говорим о Зощенко.
Очевидны и различия. Прежде всего, различны эпохи: до- и послереволюционная. Далее, противоположна социальная динамика: Чехов движется из мещан в интеллигенты, Зощенко - из дворян-интеллигентов в попутчики и "пролетарские" и советские писатели. Контрастна и динамика профессиональная: Чехов из врача превращается в юмориста, Зощенко - из юмориста в своего рода психотерапевта. И, конечно, Зощенко приходит в литературу тогда, когда Чехов уже представляет классическую традицию, как ни трудно далась ему - и его критикам - эта канонизация.
Жили братья Егор и Афанасий. Во многом они были схожи: одинаковая внешность, те же жесты, их различало только одно - Егор был ленив, а Афанасий любил труд. Как-то раз пошли братья в лес, за грибами. Афанасий усердно заглядывал под каждый куст, деревце, в поисках гриба. Егор же, просто-напросто расхаживал по лесу, вздыхая аромат хвои и слушал шелест листьев. Долго блуждали они, зашли в самую чащу леса. Смеркалось. Братья в ужасе начали искать дорогу обратно. Случилось так, что Афанасий и Егор разделились. Афанасий вспоминал дорогу, потому что он изучил путь, когда искал грибы. Орудуя палкой, которую он нашел неподалёку, Афанасий разминал траву и вскоре увидел тропинку. Он пошёл по ней и вышел из леса. Егорушка же, голодный, испуганный, тихо сел на пенёк и начал плакать. Не желая приложить никакого труда в поисках дороги, он просидел до утра на этом пеньке. Егор бы так и просидел до смерти, благо, Афанасий оказался разумным малым, на утро позвал мужиков и они отправились на поиски Егора. Если бы Афанасий не своего брата, то что бы сделал Егор? Егор не желал приложить труда на поиски дороги, так бы и скончался в этом лесу. Как говорится - "без труда, не вынешь и рыбку из пруда".
Жили братья Егор и Афанасий. Во многом они были схожи: одинаковая внешность, те же жесты, их различало только одно - Егор был ленив, а Афанасий любил труд. Как-то раз пошли братья в лес, за грибами. Афанасий усердно заглядывал под каждый куст, деревце, в поисках гриба. Егор же, просто-напросто расхаживал по лесу, вздыхая аромат хвои и слушал шелест листьев. Долго блуждали они, зашли в самую чащу леса. Смеркалось. Братья в ужасе начали искать дорогу обратно. Случилось так, что Афанасий и Егор разделились. Афанасий вспоминал дорогу, потому что он изучил путь, когда искал грибы. Орудуя палкой, которую он нашел неподалёку, Афанасий разминал траву и вскоре увидел тропинку. Он пошёл по ней и вышел из леса. Егорушка же, голодный, испуганный, тихо сел на пенёк и начал плакать. Не желая приложить никакого труда в поисках дороги, он просидел до утра на этом пеньке. Егор бы так и просидел до смерти, благо, Афанасий оказался разумным малым, на утро позвал мужиков и они отправились на поиски Егора. Если бы Афанасий не своего брата, то что бы сделал Егор? Егор не желал приложить труда на поиски дороги, так бы и скончался в этом лесу. Как говорится - "без труда, не вынешь и рыбку из пруда".
Сходства между двумя классиками русской новеллы бросаются в глаза. Это: юмор; жанр несолидно короткого газетно-журнального рассказа; читательский успех вопреки сомнениям критиков; постепенное движение к более крупной и "серьезной" форме; осмеяние мелочной повседневности - "пошлости" у Чехова, "мещанства" у Зощенко; работа с бытовыми и литературными штампами; поэтика сюжетной и стилистической "незначительности" (Попкин 1993); проблематизация повествования - применение "невыверенной фигуры нелитератора как рассказчика" у Чехова (Чудаков 1986: 365), полуграмотный сказ у Зощенко. В статье Зощенко 1994 [1944] гонимый советский автор даже трактовал Чехова как своего alter ego, по-эзоповски пользуясь им для оправдания собственной позиции непонятого сатирика. Зощенко был моложе Чехова всего на 34 года (примерно как Чехов - успевшего заметить его Толстого) и мог читать его еще при его недолгой жизни. А статья о Чехове была написана к сорокалетию со дня смерти, то есть, примерно с той дистанции, с какой мы сегодня говорим о Зощенко.
Очевидны и различия. Прежде всего, различны эпохи: до- и послереволюционная. Далее, противоположна социальная динамика: Чехов движется из мещан в интеллигенты, Зощенко - из дворян-интеллигентов в попутчики и "пролетарские" и советские писатели. Контрастна и динамика профессиональная: Чехов из врача превращается в юмориста, Зощенко - из юмориста в своего рода психотерапевта. И, конечно, Зощенко приходит в литературу тогда, когда Чехов уже представляет классическую традицию, как ни трудно далась ему - и его критикам - эта канонизация.