«В день убийства Сантьяго Насар проснулся в 5:30 утра». Начиная с первых слов романа Гарсиа Маркеса «Хроника предсказанной смерти», продолжите рассказ.
В день, когда его должны были убить, Сантьяго Насар поднялся в половине шестого, чтобы встретить корабль, на котором прибывал епископ. Ему снилось, что он шел через лес, под огромными смоквами, падал теплый мягкий дождь, и на миг во сне он почувствовал себя счастливым, а просыпаясь, ощутил, что с ног до головы загажен птицами. «Ему всегда снились деревья», — сказала мне Пласида Линеро, его мать, двадцать семь лет спустя вызывая в памяти подробности злосчастного понедельника. «За неделю до того ему приснилось, что он один летит на самолете из фольги меж миндальных деревьев, не задевая за них», — сказала она. У нее была прочная репутация правдивого толкователя чужих снов, если, конечно, они рассказывались натощак, но в тех двух снах собственного сына она не угадала рокового предвестья, не заметила она его и в других снах с деревьями, которые он рассказал ей незадолго до смерти.
Сантьяго Насар тоже не усмотрел дурного знака. Он спал мало и плохо, прямо в одежде, и проснулся с головной болью и медным привкусом во рту, но счел это естественными издержками вчерашнего свадебного гулянья, которое затянулось за полночь. Более того, многие, встретившиеся ему на пути с того момента, как он вышел из дому в шесть часов пять минут, и до того, как часом позже был зарезан, точно хряк, припоминают, что выглядел он немного сонным, однако находился в хорошем настроении и всем им как бы невзначай заметил, что день прекрасный. Никто, правда, не уверен полностью, что он имел в виду погоду. Многие сходятся на том, что утро было сияющее, морской бриз продувал банановые заросли, но это естественный ход мысли, поскольку дело происходило в хорошем феврале, которые в те времена еще случались. Однако большинство твердит в один голос, что день был мрачный, небо темное и низкое, густо пахло затхлой водой, а в минуту самого несчастья накрапывал дождь, какой накрапывал в лесу, что привиделся Сантьяго Насару во сне. Я приходил в себя после свадебного гулянья в приюте нашего апостола любви — Марии Алехандрины Сервантес, и с трудом проснулся, когда колокола уже били набат, проснулся, решив, что трезвонят в честь епископа.
Позднее стихотворение Афанасия Фета «Майская ночь», созданное в 1870 году, вошло в сборник стихов «Вечерние огни». Оно относится к любовной лирике и посвящено Марии Лазич, трагически погибшей возлюбленной поэта. В молодости поэт не решился связать себя с ней узами брака из-за материальных трудностей, а 25-летняя девушка вскоре после расставания погибла на пожаре. В сборнике целый ряд стихотворений, не выделенных формально в отдельный цикл, посвящен этой давней любви поэта. Образ женщины, память об их отношениях и живое восприятие поэтом давно ушедшего человека выступают как форма преодоления времени и смерти, разделяющей людей. Л. Толстой дал высочайшую оценку «одному из самых редких стихотворений», написав в письме к автору: «Я не знаю у вас лучшего».
Название произведения говорит само за себя и определяет основную идею стихотворения. Лирический герой восторгается чудесной майской ночью, вызывающей у него целую бурю восторженных эмоций: «Какая ночь! На всём какая нега!» Нега – вот главная характеристика этой ночи. За её волшебство герой благодарен родному краю: «Благодарю, родной полночный край!» И все дальнейшее развитие сюжета передает трепет, волнение героя, его умиление майской ночью. Какая ночь! Все звёзды до единой Тепло и кротко в душу смотрят вновь. Композиционно стихотворение сосостоит из четырех строф с перекрестной рифмой: «край- май», «единой-соловьиной» и т.д. Все стихотворение проникнуто настроением восторга, созерцания красоты природы, которая всегда рядом с человеком.
Габриэль Гарсиа Маркес
«История одной смерти, о которой знали заранее»
Любовная охота сродни надменной — соколиной.
Жиль Висенте
В день, когда его должны были убить, Сантьяго Насар поднялся в половине шестого, чтобы встретить корабль, на котором прибывал епископ. Ему снилось, что он шел через лес, под огромными смоквами, падал теплый мягкий дождь, и на миг во сне он почувствовал себя счастливым, а просыпаясь, ощутил, что с ног до головы загажен птицами. «Ему всегда снились деревья», — сказала мне Пласида Линеро, его мать, двадцать семь лет спустя вызывая в памяти подробности злосчастного понедельника. «За неделю до того ему приснилось, что он один летит на самолете из фольги меж миндальных деревьев, не задевая за них», — сказала она. У нее была прочная репутация правдивого толкователя чужих снов, если, конечно, они рассказывались натощак, но в тех двух снах собственного сына она не угадала рокового предвестья, не заметила она его и в других снах с деревьями, которые он рассказал ей незадолго до смерти.
Сантьяго Насар тоже не усмотрел дурного знака. Он спал мало и плохо, прямо в одежде, и проснулся с головной болью и медным привкусом во рту, но счел это естественными издержками вчерашнего свадебного гулянья, которое затянулось за полночь. Более того, многие, встретившиеся ему на пути с того момента, как он вышел из дому в шесть часов пять минут, и до того, как часом позже был зарезан, точно хряк, припоминают, что выглядел он немного сонным, однако находился в хорошем настроении и всем им как бы невзначай заметил, что день прекрасный. Никто, правда, не уверен полностью, что он имел в виду погоду. Многие сходятся на том, что утро было сияющее, морской бриз продувал банановые заросли, но это естественный ход мысли, поскольку дело происходило в хорошем феврале, которые в те времена еще случались. Однако большинство твердит в один голос, что день был мрачный, небо темное и низкое, густо пахло затхлой водой, а в минуту самого несчастья накрапывал дождь, какой накрапывал в лесу, что привиделся Сантьяго Насару во сне. Я приходил в себя после свадебного гулянья в приюте нашего апостола любви — Марии Алехандрины Сервантес, и с трудом проснулся, когда колокола уже били набат, проснулся, решив, что трезвонят в честь епископа.