В апреле 1945 года Красная армия вплотную подошла к Берлину. Советские войска к началу операции насчитывали 149 стрелковых и 12 кавалерийских дивизий, 13 танковых и 7 механизированных корпусов, 15 отдельных танковых и самоходных бригад общей численностью более 1 900 000 человек. Участвовавшие в операции 1-я и 2-я армии Войска Польского насчитывали 10 пехотных и 1 танковую дивизию, а также 1 отдельную кавалерийскую бригаду, общей численностью 155 900 человек. Всего в операции принимали участие более 2 миллионов солдат и офицеров[2], 6 250 танков и самоходных орудий, 41 600 орудий и миномётов, 7 500 самолётов.
Немецкие войска занимали оборону вдоль западных берегов рек Одер и Нейсе. На подступах к Берлину и в самом городе была сосредоточена группировка войск, имевшая в своём составе 62 дивизии (в том числе 48 пехотных, 4 танковые и 10 моторизованных), 37 отдельных пехотных полков и около 100 отдельных пехотных батальонов, а также значительное количество артиллерийских частей и подразделений. Эта группировка насчитывала около миллиона человек, 1 500 танков, 10 400 орудий и миномётов, 3 300 боевых самолётов[3]. Сам Берлин также был превращён в сильнейший укреплённый район и подготовлен к ведению уличных боёв. Вокруг Берлина было создано три оборонительных кольца, внутри города сооружено более 400 железобетонных долговременных огневых точек с гарнизонами до тысячи человек. Сам берлинский гарнизон насчитывал в своём составе около 200 тысяч человек.
В ходе Берлинской операции Красная Армия потеряла безвозвратно 78 291 человек и 274 184 человека составили санитарные потери[2] То есть в сутки из строя выбывало более 15 тысяч солдат и офицеров. Ещё 8 тысяч 892 человека потеряли польские войска, из них 2825 человек — безвозвратно.
В ходе прорыва немецкой обороны, в том числе и для боёв в городе, широко использовались танки. В городских условиях они не могли использовать все свои преимущества и часто становились удобной мишенью для противотанковых средств немцев. Это также привело к высоким потерям: за две недели боёв Красная Армия потеряла треть участвовавших в Берлинской операции танков и САУ, что составило 1 997 единиц. Также было потеряно 2 108 орудий и миномётов и 917 боевых самолётов, но главную задачу операции советские войска решили полностью: разгромили 70 пехотных, 12 танковых и 11 моторизованных дивизий противника, взяли в плен около 480 тысяч человек[4], овладели столицей Германии и фактически принудили Германию к капитуляции.
Рано утром 1 мая 1945 года, во время штурма Рейхстага, сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария под руководством младшего лейтенанта А. П. Береста водрузили Знамя Победы на крыше здания Рейхстага[5].
Гоголь не раз предупреждал: Хлестаков — самый трудный образ в пьесе. Посмотрим, что же представляет собой этот герой. Хлестаков — мелкий чиновник, человек ничтожный, всеми презираемый. Его не уважает даже собственный слуга Осип. Может оттаскать за вихры отец. Он беден и не работать так, чтобы обеспечить себе хотя бы сносное существование. Он глубоко недоволен своей жизнью, даже подсознательно презирает себя. Но пустота и глупость не позволяют ему осмыслить свои беды, попытаться изменить жизнь. Ему кажется, что представься лишь случай, и все изменится, он перенесется “из грязи в князи”. Это и позволяет Хлестакову так легко и непринужденно чувствовать себя лицом значительным.
Мир, в котором живет Хлестаков, непонятен ему самому. Он не в силах постичь связь вещей, представить себе, чем в действительности заняты министры, как ведет себя и что пишет его “друг” Пушкин. Для него Пушкин — тот же Хлестаков, но счастливее, удачливее. Интересно, что и городничий, и его приближенные, которых нельзя не признать людьми сметливыми, знающими жизнь, по-своему неглупыми, ничуть не смущены враньем Хлестакова. Им тоже кажется, что все дело в случае: повезло — и ты директор департамента. Никаких личных заслуг, труда, ума и души не требуется. Надо лишь случаю, кого-то подсидеть. Разница между ними и Хлестаковым лишь в том, что он откровенно глуп и лишен даже практической сметки. Будь же он поумнее, пойми сразу заблуждение городской верхушки, он начал бы сознательно подыгрывать.