Ақынның «Шәкірт ойы» өлеңін «Шығамын тірі болсам адам болып» өлеңімен салыстыра отырып, төмендегі кестені толтырыңыз. Ойыңызды шығармадан үзінділерді жатқа айту арқылы дәлелдеңіз:
Рассказ о любви старика Тараса («Приемыш» ) к лебедю подобен лирической песне. Тарас не просто знает все места вокруг своего жилья верст на пятьдесят. Он душой по¬стиг «всякий обычай лесной птицы и лесного зверя» . Он любуется птицей, счастлив в общении с природой, ценит ее открытость, непостижимое богатство ее красок, ее ность успокоить, насладить голодающую по ласке душу: «Та¬рас жил на Светлом уже сорок лет. Когда-то у него были и своя семья и дом, а теперь он жил бобылем. Дети перемерли, жена тоже умерла, а Тарас безвыходно оставался на Светлом по целым годам. — Не скучно тебе, дедушка? — спросил я, когда мы воз¬вращались с рыбной ловли. — Жутко одинокому-то в лесу.. . — Одному? Тоже и скажет барин.. . Я тут князь князем живу. Все у меня есть. И птица всякая, и рыба, и трава. Ко¬нечно, говорить не умеют, да я-то понимаю все. Сердце ра¬дуется в другой раз смотреть на божью тварь.. . У всякой свой порядок и свой ум... » Старик был доволен своим Приемышем, и все разговоры в конце концов сводились к нему: «— Гордая, настоящая царская птица, — объяснил он. — Помани его кормом, да не дай, в другой раз и не пойдет, свой характер тоже имеет, даром что птица... » Рассказ старика о том, как лебедь, его Приемыш, тяжело расставался, улетая со стаей своих сородичей, открывает тре¬петное, противоречивое состояние души человека ного к большой любви: «Мой-то Приемыш сначала сторо¬нился от диких лебедей: подплывет к ним и назад. Те гогочут по-своему, зовут его, а он домой.. . Дескать, у меня свой дом есть. Так три дня это у них было. Все, значит, переговаривались по-своему, по-птичьему. Ну, а потом, вижу, мой При¬емыш затосковал.. . Вот все равно как человек тоскует. Вый¬дет это на берег, встанет на одну ногу и начнет кричать. Да ведь как жалобно кричит.. . На меня тоску нагонял, а Собель-ко, дурак, волком воет. Известно, вольная птица, кровь-то сказалась... » Улетел лебедь, издав по-своему крик прощаль¬ный. Старик и собака его Собелько страдают, но оба пони¬мают: каждому живому существу свое предназначение.
Сава: Він був високий ростом, вищий від свого брата, але ніжно збудований, як мати. З лиця подобав також на неї і був би гарний, коли б не його безустанно заблуканий погляд, що мав у собі щось зимного30[30] й несупокійного. З його ніжного, майже дитинячого обличчя вражав його погляд прикро і відтручував від себе. Очей сих не наслідив він ані від тата, ані від мами. Коли очі Івоніки були дзеркалом самої доброти серця й чесноти, погляд у Марійки м'який, звичайно глибокий і зажурений, в усміху несказанно лагідний і гарний, то його очі, великі й сиві, не мали нічого спільного з його дитинячо-молодим обличчям. Але він - то вже інша галузь. Росте й горнеться кудись.. . та не до доброго й не до нас. Він роботи боїться, йому танець у голові. Зо стрільбою ходив би день і ніч по полі й по лісі, а про хату думає лише тоді, коли мамалиґа на кружок вивернеться. Йому однаково, чи товар поєний, чи ні,- коби йому спрага не допікала. Йому однаково, яка погода надворі, чи се землі і збіжжю по добру, чи се бджолу не вбиває,- коби він у своїх збитках мав гаразд, коби йому меду доволі, аби потайком із горівкою змішати та бог знає з ким випити! Михайло: І не саме великий, але плечистий і сильний, а з лиця мов у якої дівчини, лише що над устами засіявся вус. Дівчата в селі знали добре, який він був, одначе він держався від усіх так далеко, був такий соромливий і замкнений, що ніхто не міг про нього сказати, щоб глядів за одною довше, ніж за другою. Такий був Михайло! Просто пішов до бурдея, не ївши, щоб товару подивитися, за всім доглянути; аби на завтра пристарати до орання, аби братися до землі. Сава про нього так казав: "Михайло був баба, хоч був сильний, як медвідь, і плечі у нього, як у великана, садив на них мішки, як ніщо; хоч, щоправда, до роботи був здатний, як рідко хто перший-ліпший. Але серце було у нього м'яке, як тісто!.. ".
Вот еще кое-что:
Рассказ о любви старика Тараса («Приемыш» ) к лебедю подобен лирической песне. Тарас не просто знает все места вокруг своего жилья верст на пятьдесят. Он душой по¬стиг «всякий обычай лесной птицы и лесного зверя» . Он любуется птицей, счастлив в общении с природой, ценит ее открытость, непостижимое богатство ее красок, ее ность успокоить, насладить голодающую по ласке душу: «Та¬рас жил на Светлом уже сорок лет. Когда-то у него были и своя семья и дом, а теперь он жил бобылем. Дети перемерли, жена тоже умерла, а Тарас безвыходно оставался на Светлом по целым годам.
— Не скучно тебе, дедушка? — спросил я, когда мы воз¬вращались с рыбной ловли. — Жутко одинокому-то в лесу.. .
— Одному? Тоже и скажет барин.. . Я тут князь князем живу. Все у меня есть. И птица всякая, и рыба, и трава. Ко¬нечно, говорить не умеют, да я-то понимаю все. Сердце ра¬дуется в другой раз смотреть на божью тварь.. . У всякой свой порядок и свой ум... »
Старик был доволен своим Приемышем, и все разговоры в конце концов сводились к нему:
«— Гордая, настоящая царская птица, — объяснил он. — Помани его кормом, да не дай, в другой раз и не пойдет, свой характер тоже имеет, даром что птица... »
Рассказ старика о том, как лебедь, его Приемыш, тяжело расставался, улетая со стаей своих сородичей, открывает тре¬петное, противоречивое состояние души человека ного к большой любви: «Мой-то Приемыш сначала сторо¬нился от диких лебедей: подплывет к ним и назад. Те гогочут по-своему, зовут его, а он домой.. . Дескать, у меня свой дом есть. Так три дня это у них было. Все, значит, переговаривались по-своему, по-птичьему. Ну, а потом, вижу, мой При¬емыш затосковал.. . Вот все равно как человек тоскует. Вый¬дет это на берег, встанет на одну ногу и начнет кричать. Да ведь как жалобно кричит.. . На меня тоску нагонял, а Собель-ко, дурак, волком воет. Известно, вольная птица, кровь-то сказалась... » Улетел лебедь, издав по-своему крик прощаль¬ный. Старик и собака его Собелько страдают, но оба пони¬мают: каждому живому существу свое предназначение.