В зависимости от различных обстоятельств Очумелов употребляет то официально-деловую, то бранную лексику по отношению к собачке (бродячий скот, подлость одна только) , то пользуется нейтральным словом "собака". А когда узнаёт, кто хозяин собаки, Очумелов, кажется, даже в росте уменьшился, стал совсем маленький и уже смотрит на собаку снизу вверх. Забыты недавние грозные слова, теперь полицейский надзиратель прибегает к словам с положительной эмоциональной окраской, он буквально сюсюкает: "собачка, собачонка ничего себе… Шустрая такая… цуцик этакий".
В речи Очумелова наглость и самомнение соседствуют с подобострастностью и заискиванием.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
В зависимости от различных обстоятельств Очумелов употребляет то официально-деловую, то бранную лексику по отношению к собвчке (бродячий скот, подлость одна только) , то пользуется нейтральным словом "собака". А когда узнаёт, кто хозяин собаки, Очумелов, кажется, даже в росте уменьшился, стал совсем маленький и уже смотрит на собаку снизу вверх. Забыты недавние грозные слова, теперь полицейский надзиратель прибегает к словам с положительной эмоциональной окраской, он буквально сюсюкает: "собачка, собачонка ничего себе… Шустрая такая… цуцик этакий".
В речи Очумелова наглость и самомнение соседствуют с подобострастностью и заискиванием.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
одна только) , то пользуется нейтральным словом "собака". А когда узнаёт, кто
хозяин собаки, Очумелов, кажется, даже в росте уменьшился, стал совсем
маленький и уже смотрит на собаку снизу вверх.
Забыты недавние грозные слова, теперь полицейский надзиратель прибегает к
словам с положительной эмоциональной окраской, он буквально сюсюкает:
"собачка, собачонка ничего себе… Шустрая такая… цуцик этакий".
В речи Очумелова наглость и самомнение соседствуют с подобострастностью
и заискиванием.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.