Солнышко Ученик (7)Закрыт: 4 года назадПодарить стикер! NEWНайдите в стихотворении гиперболу, сравнение и метафору...несколькопож... В сто сорок солнц закат пылал, в июль катилось лето, была жара, жара плыла - на даче было это. Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою, а низ горы - деревней был, кривился крыш корою. А за деревнею - дыра, и в ту дыру, наверно, спускалось солнце каждый раз, медленно и верно. А завтра снова мир залить вставало солнце ало. И день за днем ужасно злить меня вот это стало. И так однажды разозлясь, что в страхе все поблекло, в упор я крикнул солнцу: "Слазь! довольно шляться в пекло!" Я крикнул солнцу: "Дармоед! занежен в облака ты, а тут - не знай ни зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты!" [2] Я крикнул солнцу: "Погоди!послушай, златолобо, чем так, без дела заходить, ко мне на чай зашло бы!" Что я наделал! Я погиб! Ко мне, по доброй воле, само, раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле. Хочу испуг не показать - и ретируюсь задом. Уже в саду его глаза. Уже проходит садом. В окошки, в двери, в щель войдя, валилась солнца масса, ввалилось; дух переведя, заговорило басом: "Гоню обратно я огни впервые с сотворенья. Ты звал меня? Чаи гони, гони, поэт, варенье!" Слеза из глаз у самого - жара с ума сводила, но я ему - на самовар: "Ну что ж, садись, светило!" Черт дернул дерзоси мои орать ему, - сконфужен, я сел на уголок скамьи, боюсь - не вышло б хуже! Но странная из солнца ясь струилась, - и степенность забыв, сижу, разговорясь с светилом постепенно. Про то, про это говорю, что-де заела Роста, а солнце"Ладно, не горюй, смотри на вещи просто!" А мне, ты думаешь, светить легко? - Поди, попробуй! - А вот идешь - взялось идти, идешь - и светишь в оба!" Болтали так до темноты - до бывшей ночи то есть. Какая тьма уж тут? На "ты" мы с ним, совсем освоясь. И скоро, дружбы не тая, бью по плечу его я. А солнце тоже: "Ты да я, нас, товарищ, двое! Пойдем, поэт, взорим,
В повести "Тарас Бульба" рассказывается о 2 братьях-Остапе и Андрии. Они возвращаются из Киевской бурсы домой. Но из отец, Тарас Бульба, не хочет, чтобы они сидели дома с матерью, поэтому отправляет их в Запорожскую Сечь-туда, где идут военные действия. Именно здесь раскрываются характеры братьев. Начнём с Андрия. Это был весёлый, свободный человек. "Он учился охотнее и без напряжения... Он был изобретательней своего брата; чаще являлся предводителем довольно опасного предприятия и иногда с изобретательного ума своего умел увёртываться от наказания" Андриц был открыт чувствам, но в то же время "кипел жаждой подвига". Остап же, наоборот. "Он был суров к другим побуждениям, кроме войны и разгульной пирушки; по крайней мере, никогда почти о другом не думал. Он был прямодушен с равными". Остап исправно учился и ни о каких увеселениях не думал. Он не был открыт чувствам любви: он был суров, как настоящий казак. Остап:"Остапу, казалось, был на роду написан битвенный путь и трудное знанье вершить ратные дела. Ни разу не растерявшись и не смутившись ни от какого случая, с хладнокровием, почти неестественным для двадцатидвухлетнего, он в один миг мог вымерять всю опасность и положение дела, тут же мог найти средство, как уклониться от неё, но уклониться с тем, чтобы потом верней преодолеть её". Андрий:"Не раз отец дивился также и Андрию, видя, как он, понуждаемый одним только запальчивым увлечением, устремлялся на то, на что никогда бы не отважился хладнокровный и разумный, и одним бешеным натиском своим производил такие чудеса, которым не могли не изумиться старые в боях". Остап умер на плахе польского палача, а Андрия за измену Отечеству убил сам Тарас Бульба.
Об Олеге Павловиче Марушкине (1938) удалось найти не так много информации. Учился в Академии Художеств в Ленинграде (Петербург), из которой вышло немало выдающихся художников. Создал эскизы росписи «Праздник на Неве» для банкетного зала гостиницы «Невская» в Ленинграде. Картина «Стригунок» — по-видимому, наиболее известная работа художника. На ней изображены жеребёнок и мальчик, который протягивает ему лакомство. Их фигуры, написанные крупным планом, занимают центр полотна. Слово «стригунок» означает и подростка, и годовалого жеребёнка, которому подстригли гриву. На картине Марушкина грива у коня действительно подстрижена. Название картины, скорее всего, относится именно к жеребёнку. Основным фоном служит безоблачное голубое небо. Земля — узкая полоса с несколькими кустиками трав. В правом углу картины у горизонта виднеется крохотный силуэт бегущей лошади. Он написан сероголубой краской и поэтому кажется призрачным. Главные персонажи картины, напротив, выглядят почти ощутимыми, близкими. Жеребёнок стоит боком к зрителю. Его рыжевато-коричневая шкура лоснится тёмными пятнами. Морду он повернул к мальчику. Тот сидит на земле спиной к зрителю, чуть развернувшись к морде жеребёнка. Это мальчик-подросток, может быть, ему лет двенадцать. Одну ногу он подвернул под себя, видна подошва ступни, другая нога согнута в колене, ступня стоит на земле. Художник тщательно выписал босую ступню мальчика, большие кисти рук — в одной угощение для коня, другой мальчик опирается о землю. Светло-рыжие волосы мальчика коротко подстрижены. Из одежды на нём только потёртые штаны. У него худенькие острые плечи, на спине торчат лопатки. Лицо мальчика изображено в профиль. В нем нет ничего особенного, но весь его облик производит впечатление какой-то трогательной незащищённости. Возможно, в драке со сверстниками он неплохо может постоять за себя. Видно, что он не изнежен, как и большинство деревенских ребятишек — одет легко, хотя жары в картине не ощущается, сидит на земле, чего городским детям часто не позволяют, самостоятельно заботится о животном. Чувствуется, что он доверчив и открыт миру — в этом-то и кроется, по-видимому, ощущение ранимости и беззащитности, которое возникает при взгляде на картину. И жеребёнок под стать мальчику — такой же трогательный, угловатый, немного неуклюжий, с широко раскрытыми глазами. Он доверчиво тянется к руке мальчика, протягивающего ему несколько стебельков — может, растение, которое маленький конь особенно любит — и кусочек хлеба. Чем-то они похожи, этот юный человек и молоденький конь. И не только внешней угловатостью, их роднит что-то большее. Ведь и жеребёнок, точно так же, как человеческий ребёнок, доверчиво смотрит на окружающий мир, он так же, по сути, беззащитен, хотя может быстро бегать, хотя у него сильные копыта и зубы. Окружающий мир художник изобразил в голубоватых тонах, отчего всё вокруг кажется немного нереальным, призрачным, как и бегущая лошадь вдали. Не только небо голубое — в голубоватых тонах выписаны стебельки трав, и над землёй словно стелется прозрачный голубоватый туман. А фигуры жеребёнка и мальчика написаны живо и убедительно, они-то реальны, в противовес плывущей призрачности. Этому ощущению и тёплые тона, контрастирующие с холодным фоном — рыжевато-коричневая шерсть жеребёнка, розовая кожа и рыжие волосы мальчика. Голубоватый фон картины создаёт ощущение холода, звенящей утренней свежести. И дружба мальчика и коня, наверное, должна хоть немного согревать
в июль катилось лето,
была жара,
жара плыла -
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы - деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею -
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
А завтра
снова
мир залить
вставало солнце ало.
И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
"Слазь!
довольно шляться в пекло!"
Я крикнул солнцу:
"Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут - не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!" [2]
Я крикнул солнцу:
"Погоди!послушай, златолобо,
чем так,
без дела заходить,
ко мне
на чай зашло бы!"
Что я наделал!
Я погиб!
Ко мне,
по доброй воле,
само,
раскинув луч-шаги,
шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать -
и ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
в двери,
в щель войдя,
валилась солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
"Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чаи гони,
гони, поэт, варенье!"
Слеза из глаз у самого -
жара с ума сводила,
но я ему -
на самовар:
"Ну что ж,
садись, светило!"
Черт дернул дерзоси мои
орать ему, -
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь - не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
струилась, -
и степенность
забыв,
сижу, разговорясь
с светилом постепенно.
Про то,
про это говорю,
что-де заела Роста,
а солнце"Ладно,
не горюй,
смотри на вещи просто!"
А мне, ты думаешь,
светить
легко?
- Поди, попробуй! -
А вот идешь -
взялось идти,
идешь - и светишь в оба!"
Болтали так до темноты -
до бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
На "ты"
мы с ним, совсем освоясь.
И скоро,
дружбы не тая,
бью по плечу его я.
А солнце тоже:
"Ты да я,
нас, товарищ, двое!
Пойдем, поэт,
взорим,