лат. carrucate) — единица величины земельных участков в англосаксонской Британии (за исключением Кента и территорий датского права). Одна гайда представляла собой величину обрабатываемого земельного участка, достаточного для содержания одной семьи свободного крестьянина (керла)[1].
Реальная площадь гайды варьировалась в зависимости от региона: так в Кембриджшире и, вероятно, в других среднеанглийских областях, обычная гайда достигала 120 акров пахотной земли, в то время как в Уилтшире и Дорсете — лишь 40 акров[2]. При этом акр здесь понимается не как единица площади, равная 4840 квадратным ярдам, а как пространство, которое можно вспахать за день на восьми быках[1]. Различие в площади гайд в разных регионах объяснялось тем, что гайда была фактически не единицей площади земли, а единицей её продуктивности. Первоначально гайда представляла собой земельное владение одного свободного земледельца или одной семьи[3], соответственно, обязанности свободных земледельцев в ранних англосаксонских королевствах (военная служба в фирде, продуктовая рента королю, содержание мостов и замков) распределялись по гайдам. В дальнейшем практика оценки земель в фискальных и иных государственных целях по гайдам сохранилась, несмотря на то, что сами гайды перестали принадлежать одной семье.
В конце англосаксонского периода гайда стала, фактически, единицей обложения земельных владений государственными или феодальными повинностями: так при Ательстане от каждых пяти гайд земли выставлялся один вооружённый солдат в королевское ополчение, а при сборе датских денег с каждой гайды уплачивалось два шиллинга. Гайда также имела административно-территориальную функцию: поселениям англосаксов в зависимости от их величины присваивалось пять, десять, двадцать или более (но кратно пяти) гайд, в соответствии с количеством которых конкретная деревня или местечко несли повинности в пользу короля; территории с населением, соответствующим 100 гайдам, образовывали сотню, сотни, в свою очередь группировались в графства.
Гайда сохранила своё фискальное значение и некоторое время после нормандского завоевания Англии. Ещё в «Книге Страшного суда»[4] (1086 год) гайда играет роль единицы оценки и обложения земель в южной и средней Англии (за исключением Кента и Данелага).
Одна четвёртая часть гайды называлась виргатой и являлась базовой единицей земельного надела феодально зависимого крестьянства (англосаксонских гебуров, а после нормандского завоевания — вилланов).
Для начала неплохо бы определить от какой именно зарубежной литературы (там тоже всё весьма неоднородно) стоит искать отличие и какой период в истории русской литературы рассматривать. Последнее - весьма немаловажное уточнение.
Если брать русскую литературу от Радищева до начала-второй половины ХХ века, то, безусловно, можно выделить некие общие составляющие. Русская литература этого большого многослойного периода действительно имеет некие архитипические черты.
Во-первых, она тяготяет к реализму, используя его как некое заземление или якорь, если автор даже обращается к романтизму, мистицизму, иносказанию и так далее. Она далека от чересчур умозрительных конструкций, от искусства ради искусства.
Во-вторых, она несёт строгие морализаторские коннотации, исследуя в первую очередь современного человека.
В-третьих (что проистекает из предыдущего пункта), ей присущ сложнейший психологизм, проникновение в сознание героя, изящнейшее его препарирование.
Если же говорить о современной русской литературе, то она мало чем отличается от общемировой - глобализационные процессы дают о себе знать, - следуя местами тенденциям и вплетая в них нотки русской специфики.
