Чехов очень точно, последовательно и кратко описал каждый образ, используя оригинальные эпитеты и метафоры. Благодаря этому, мы можем ясно представить себе все, что хочет донести до нас автор.
При написании этого отрывка автор использовал тип речи – повествование с элементами описания, и пишет его в художественном стиле. Предложения связаны последовательно. Каждое предложение самостоятельно, но в то же время дополняет предыдущее по смыслу, что позволяет нам сделать вывод, что связь предложений в тексте – цепная. Для описания природы автор использует множество эпитетов: ночь «бледная и темная», небо «бледно – зеленое, усыпанное звездами» и «необъятно глубокое и безграничное». Также присутствуют олицетворения: «природа настороже и боится шевельнуться: ей жутко и жаль утерять…», небо «глядит томно и манит к себе».
Один «несчастный пропоец» подобрал совесть «в надежде получить за нее шкалик». И тотчас им овладели страх и раскаяние: «из тьмы постыдного выплыли все позорные поступки, совершенные им. Однако не один этот несчастный и жалкий человек виноват в своих грехах, существует чудовищная сила, которая «крутила и вертела им, как крутит и вертит в степи вихрь ничтожною былинкою» . Сознание проснулось в человеке, но «указывает только один выход — выход бесплодного самообвинения». Пьяница решил избавиться от совести и направился к питейному дому, в котором торговал некий Прохорыч. Этому торговцу и подсунул несчастный совесть «в тряпице».
Прохорыч тотчас же начал каяться. Грешно спаивать народ! Он даже речи принялся произносить перед завсегдатаями кабака — о вреде водки. Некоторым кабатчик предлагал взять у него совесть, но все сторонились такого подарка. Прохорыч даже собирался вылить вино в канаву. Торговли в этот день никакой не было, копейки не нажили, зато кабатчик спал спокойно, не то что в прежние дни. Жена поняла, что с совестью торговать невозможно. На рассвете она выкрала у мужа совесть и бросилась с ней на улицу. День был базарный, народу на улицах было много. Арина Ивановна сунула докучную совесть в карман квартальному надзирателю по фамилии Ловец.
Квартальному надзирателю всегда дают взятки. На рынке он привык смотреть на чужое добро, как на свое. И вдруг — видит добро, да понимает, что оно чужое. Мужики стали над ним посмеиваться — привыкли же, что их обирают! Стали Ловца Фофаном Фофанычем звать. Так он и ушел с базара «без кульков». Жена оскорбилась, обедать не дала. Только Ловец снял с себя пальто, как сразу преобразился — «стало опять казаться, что на свете нет ничего чужого, а все его». Решил пойти на базар, возместить ущерб. Только надел пальто (а совесть-то в кармане!), опять стыдно стало людей грабить. Пока дошел до базара, ему уже и собственный кошелек сделался в тягость. Стал деньги раздавать, все роздал. Мало того, захватил с собою по дороге «нищих видимо-невидимо», чтобы накормить их. Пришел домой, велел жене оделить «странных людей», сам пальто снял... И удивился: что з.а люди по двору бродят? Высечь их, что ли? Нищих выгнали в шею, а жена принялась по мужниным карманам шарить — не завалялось ли грошика? И обнаружила в кармане совесть! Смекалистая женщина решила, что финансист Самуил Давыдович Бржоцкий «побьется малое дело, а выдержит!». И отправила совесть почтой.
И сам Самуил Давыдович, и его дети прекрасно разбираются в извлечения денег из чего бы то ни было. Даже младшие сыновья соображают, «сколько последний должен первому за взятые заимообразно леденцы». Совесть в таком семействе вовсе ни к чему. Бржоцкий нашел выход. Он давно обещал некоему генералу сделать благотворительное пожертвование. К сотенной ассигнации (собственно пожертвованию) была приложена и совесть в конверте. Все это было вручено генералу.
Так и передавали совесть из рук в руки. Никому она была не нужна. И тогда совесть попросила последнего, у кого оказалась в руках: «Отыщи ты мне маленькое русское дитя, раствори ты передо мной его сердце чистое и схорони меня в нем!»
«Растет маленькое дитя, а вместе с ним растет и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама».