Здравствуй, дорогая (имя)! Жаль, что ты сейчас далеко. Но я никогда не забуду, как хорошо нам было вместе. Ты не раз меня выручала.
Помнишь, когда я разбила любимую мамину вазу, то очень испугалась, что меня будут ругать. Даже решила убежать из дома. Несколько часов бродила по улицам, думая, что мне делать дальше. А потом встретила тебя и рассказала, что со мной произошло. Моя идея с побегом тебе совсем не понравилась, ведь родители из-за побега переживали больше бы, чем из-за разбитой вазы.
Помню, как ты сказала, чтобы я никуда не уходила, и скрылась в подъезде своего дома. А через какое-то время, выйдя из него, взяла меня за руку и сказала: «Пошли в магазин новую вазу покупать». «А деньги где возьмём?» – спросила я. «Деньги есть. Я разбила свою копилку» – ответила ты.
Твоих денег хватило на маленькую изящную вазочку. Маме она очень понравилась. Хотя она всё-таки отругала меня, но не столько за разбитую вазу, сколько за то, что я воспользовалась твоей добротой и твоими деньгами.
Очень хочется с тобой увидеться, ты же была и остаёшься моей лучшей подругой. Надеюсь, что приедешь летом на каникулы. У тебя ведь здесь живёт бабушка. Тогда мы опять с тобой каждый день будем гулять вместе, а я тебя буду кормить мороженым и пирожными.
Жду ответа. До скорой встречи!
Твоя подруга (имя).
Однако Онегин не заметил и не оценил всего этого в Татьяне. Горячо и страстно увлекся он ею только тогда, когда неожиданно снова встретил её не простой и смиренной девочкой в окружении русской деревенской природы, а «неприступною богиней роскошной, царственной Невы» в великолепной раме великосветских салонов, в ореоле той внешней величавости и наружного блеска, который сама она определяет как «ветошь маскарада», как «постылой жизни мишуру». Рисуя безнадежно печальный исход романа Евгения, который сам слепо мимо столь возможного, столь близкого счастья, поэт наносит на его образ последние завершающие штрихи.