У каждого читателя романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» возникает иллюзия личного знакомства с сатаной и, вследствие этого, настоятельная потребность разобраться в своем отношении к Воланду, этому незабываемому созданию булгаковской фантазии. Поэтому практически все читатели ищут и находят точку опоры в эпиграфе к роману «Мастер и Маргарита». В нем они черпают оправдание своей симпатии к Воланду и его обаятельной свите. В эпиграфе обнаруживается идея относительности зла, а следовательно, возможный компромисс с чертом. Булгаков своим эпиграфом как бы направил аналитическую мысль вдумчивого читателя к поиску «блага», которое вечно совершает «хотящий зла». Это предопределяет стратегию комментирования смысла разворачивающейся в романе цепочки комических микросюжетов, которые можно в целом условно обозначить «столкновения с нечистой силой». Подавляющее большинство читателей от школьников до докторов наук совершают при комментировании добровольную работу по оправданию дьявола, доказывая и себе и окружающим, что наказание грешника справедливо, а жестокость оправдана. Нехитрая мысль сводится к тому, что советские граждане погрязли в безбожии, мошенничестве, вранье, пьянстве, стяжательстве и прочих грехах, и поэтому их настигает справедливое возмездие. Это «справедливое» наказание трактуется как «вечно совершающееся благо». Так работает мыслительный механизм, запущенный эпиграфом. Предлагаем его еще раз внимательно рассмотреть.
… так кто ж ты, наконец?
– Я – часть той силы, что
вечно хочет зла и вечно
совершает благо.
Гете. Фауст (ММ-2. С. 545)
Эпиграф к роману «Мастер и Маргарита» представляет собой диалог Мефистофеля и Фауста, по-видимому, в переводе самого Булгакова (диалог из первой части драматической поэмы Гете). Булгаков снимает в записи этого диалога имена персонажей, произносящих реплики. Это имеет принципиальное значение, потому что так записанный диалог становится квинтэссенцией смысла множества сюжетных положений в романе, повествующем о посещении дьяволом Москвы. Первая реплика, принадлежащая Фаусту, может быть легко присвоена почти любым персонажем романа, потому что почти каждый микросюжет с участием «нечистой силы», складывающийся вокруг любого персонажа, заставляет его мысленно во в отчаянии: «Так кто ж ты, наконец?» Например, поэт Иван Бездомный, буквально цитируя эпиграф, спрашивает мастера:
– Да кто же он, наконец, такой? (ММ-2. С. 634)
На месте во Фауста в московском сюжете булгаковского романа оказывается любой, столкнувшийся с Воландом и его свитой. Это столкновение наносит тяжелую психическую травму каждому, на кого оказалось направленным внимание чертей. Вместе с Берлиозом, Иваном Бездомным, Никанором Ивановичем, Степой Лиходеевым и далее по списку – все потерпевшие «от нечистой силы», а также читатели романа разгадывают ту же загадку, желая как-то идентифицировать таинственную личность «иностранца». Всем необходимо постичь смысл интригующей фигуры персонажа по имени
Монумент Независимости был открыт на Площади Республики 16 декабря 1996 года по указу Президента РК Нурсултана Абишевича Назарбаева[1]. Руководителем авторской группы стал заслуженный архитектор республики, потомок Чокана Валиханова Шота Валиханов. В авторскую группу вошли скульпторы Адилет Жумабаев, Нурлан Далбаев и архитектор Казыбек Жарылгапов. Монумент также был разработан и возведён при соавторстве Калдыбая Монтахаева, Мурата Мансурова, Азата Баярлина, Казыбека Сатыбалдина. Идея создания Монумента Независимости пришла Президенту республики во время поездки в Египет в 1993 году, в город Луксор, где находится монумент в честь обретения независимости Египтом.
Объяснение:
Лермонтовская русалка, в отличие от фольклорных, романтична. Его «водная дева» не имеет представления о смерти и ей кажется, что витязь, не отвечающий на ее ласки взаимностью просто спит. Его русалка находится в своем мире, где царит гармония и красота. Этот сюжет наблюдается в его «Русалка». Русалка плыла по реке голубой, Озаряема полной луной; И старалась она доплеснуть до луны, Серебристую пену волны. И шумя и крутясь колебала река. Отраженные в ней облака; И пела русалка — и звук ее слов.