Фамилию этого самородка и крестьянского поэта я в точности не запомнил. Кажется – Овчинников. А имя у него было Иван Филиппович.
Приходил Иван Филиппович ко мне три раза в неделю. Потом стал ходить ежедневно.
Дела у него были ко мне несложные. Он тихим, как у таракана, голосом читал свои крестьянские стишки и по возможности скорей, пристроить их по знакомству в какой-нибудь журнал или в газетку.
– Хотя бы одну штуковину напечатали, – говорил Иван Филиппович. – Охота посмотреть, как это глядит в печати.
Иногда Иван Филиппович присаживался на кровать и говорил, вздыхая:
– К поэзии, уважаемый товарищ, я имею склонность, прямо скажу, с издетства. С издетства чувствую красоту и природу… Бывало, другие ребята хохочуть, или рыбку удють, или в пятачок играють, а я увижу, например, бычка или тучку и переживаю… Очень я эту красоту сильно понимал. Тучку понимал, ветерок, бычка… Это все я, уважаемый товарищ, очень сильно понимал.
Несмотря на понимание бычков и тучек, стишки у Ивана Филипповича были весьма плохие. Надо бы хуже, да не бывает. Единственно подкупало в них полное отсутствие всяких рифм.
– С рифмами я стихотворения не пишу, – признавался Иван Филиппович. – Потому с рифмами с этими одна путаница выходит. И пишется меньше. А плата все равно – один черт, что с рифмой, что без рифмы. Первое время я честно ходил по редакциям и предлагал стишки, но после и ходить бросил – не брали…
Иван Филиппович приходил ко мне рано утром, садился на кровать и спрашивал:
– Ну как? Не берут?
– Не берут, Иван Филиппович.
– Чего ж они говорят? Может, они, как бы сказать, в происхождении моем сомневаются? То пущай не сомневаются – чистый крестьянин. Можете редакторам так и сказать: от сохи, дескать. Потому кругом крестьянин. И дед крестьянин, и отец, и которые прадеды были – все насквозь крестьяне. И женились Овчинниковы завсегда на крестьянках. Ей-богу. Бывало даже смех вокруг стоит – «да чего вы, говорят, Овчинниковы, все на крестьянках женитесь? Женитесь, говорят, на других…» «Нету, говорим, знаем, что делаем». Ей-богу, уважаемый товарищ. Пущай не сомневаются…
– Да не в том дело, Иван Филиппович. Так не берут. Не созвучно, говорят, эпохе.
– Ну, это уж они тово, – возмущался Иван Филиппович. – Это-то не созвучные стихотворения? Ну, это они объелись… Как это не созвучные, раз я с издетства природу чувствовал? И тучку понимал, бычка… За что же, уважаемый товарищ, не берут-то? Пущай скажут. Нельзя же голословно оскорблять личности! Пущай хотя одну штуковину возьмут.
Натиск поэта я стойко выдерживал два месяца.
Два месяца я, нервный и больной человек, отравленный газами в германскую войну, терпел нашествия Ивана Филипповича из уважения к его происхождению. Но через два месяца я стал сдавать.
И, наконец, когда Иван Филиппович принес мне большую поэму или балладу, черт ее разберет, я окончательно сдал.
– Ага, – сказал я, – поэмку принесли?
– Поэмку принес, – добродушно подтверждал Иван Филиппович, – очень сильная поэмка вышла… Два дня писал… Как прорвало. Удержу нет…
– С чего бы это?
– Да уж и не знаю, уважаемый товарищ. Творчество нашло. Пишешь и пишешь. Руку будто кто водит за локоть. Вдохновенье…
– Вдохновенье! – сказал я. – Стишки пишешь… Работать нужно, товарищ, вот что! Дать бы тебе камни на солнцепеке колоть, небось бы…
Иван Филиппович оживился и Дайте, – сказал он. – Если есть, то дайте и умоляю. Потому до крайности дошло. Второй год без работы пухну. Хотя бы какую работишку найти…
– То есть как? – удивился я. – А поэзия?
– Какая поэзия, – сказал Иван Филиппович тараканьим голосом. – Жрать надо… Поэзия!.. Не токо поэзия, я, уважаемый товарищ, черт знает на что могу пойти… Поэзия…
Иван Филиппович решительным тоном занял у меня трешку и ушел.
А через неделю я устроил Ивана Филипповича курьером в одну из редакций. Стишки он писать бросил.
Нынче ходит ко мне бывший делопроизводитель табачной фабрики – поэт от станка.
Да что я – биржа труда, что ли?
В сказке Э.Гофмана «Щелкунчик и мышиный король» главными персонажами являются маленькая девочка по имени Мэри и Щелкунчик.
Семилетняя Мэри, несмотря на свой совсем ещё юный возраст, уже отличается сильным характером и бесстрашием, а помимо этого у неё очень доброе и благородное сердце.
Щелкунчик, другой главный персонаж этой сказочной истории – человек, посредством колдовства превращенный в куклу. Несмотря на то, что человек – игрушка выглядит довольно уродливо, внутри него тоже бьётся большое и чуткое сердечко.
Есть в этом произведении, как и заведено во всех сказках, отрицательные герои. Это Мышиная королева со своим сыном и вся их мышиная свита. Щелкунчик всё время подвергается нападкам с их стороны, они его всячески третируют и обижают, хотя Щелкунчик совсем безобидный и не сделал им ничего плохого.
Волшебство начинается в Рождественскую ночь. В эту ночь все дети и даже взрослые ждут каких-нибудь чудес и сказки, но Мэри, как назло поранила локоть и вынуждена оставаться в постели. Девочка ни капельки не расстроилась, ведь именно в эту ночь она попадает в чудесную сказку.
Знакомство Щелкунчика и Мэри произошло в Кукольном королевстве. Щелкунчик, хоть и был весьма уродливой игрушкой, очень нравился девочке. Со всей искренностью, на которую было её маленькое сердечко, она жалела бедную куклу и как могла защищала его от мерзких мышей. Мэри даже отдала вредному сыну Мышиной королевы все свои конфеты, с условием, что он оставит щелкунчика в покое. Но мыши всё никак не успокаивались.
У Мэри был брат Фриц, сначала он не верил сестре, но потом ей удалось уговорить брата объединиться с ней в борьбе с противными мышами. Фриц дарит Щелкунчику свою игрушечную саблю и тот, набравшись храбрости убивает вредного сына Мышиной королевы. Отважный Щелкунчик лишает его всех семи голов. Если бы не Мэри, вряд ли Щелкунчик осмелился бы на такой поступок, но девочка внушила ему такую уверенность и так верила в его силы, что Щелкунчик сам почувствовал в себе небывалое мужество.
Источник: Сочинение по сказке Щелкунчик и мышиный король Гофмана
Объяснение:
по пробуй так