Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений.
Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Maman говорит с кем-нибудь, и звуки голоса ее так сладки, так приветливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу! Отуманенными дремотой глазами я пристально смотрю на ее лицо, и вдруг она сделалась вся маленькая, маленькая - лицо ее не больше пуговки; но оно мне все так же ясно видно: вижу, как она взглянула на меня и как улыбнулась. Мне нравится видеть ее такой крошечной. Я прищуриваю глаза еще больше, и она делается не больше тех мальчиков, которые бывают в зрачках; но я пошевелился - и очарование разрушилось; я суживаю глаза, поворачиваюсь, всячески стараюсь возобновить его, но напрасно. Я встаю, с ногами забираюсь и уютно укладываюсь на кресло.
- Ты опять заснешь, Николенька, - говорит мне maman, - ты бы лучше шел на верх.
- Я не хочу спать, мамаша, - ответишь ей, и неясные, но сладкие грезы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят. Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаешь ее и еще во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмешь ее к губам.
Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной; maman сказала, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос!
- Вставай, моя душечка: пора идти спать. Ничьи равнодушные взоры не стесняют ее: она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь. Я не шевелюсь, но еще крепче целую ее руку.
- Вставай же, мой ангел.
Она другой рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить руками ее шею, прижать голову к ее груди и, задыхаясь, сказать:
- Ах, милая, милая мамаша, как я тебя люблю! Она улыбается своей грустной, очаровательной улыбкой, берет обеими руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени.
- Так ты меня очень любишь? - Она молчит с минуту, потом говорит: - Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей мамаши, ты не забудешь ее? не забудешь, Николенька?
Она еще нежнее целует меня.
- Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя! - вскрикиваю я, целуя ее колени, и слезы ручьями льются из моих глаз - слезы любви и восторга.
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря господи, папеньку и маменьку". Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к Богу как-то странно сливались в одно чувство.
После молитвы завернешься, бывало, в одеяльце; на душе легко, светло и отрадно; одни мечты гонят другие, - но о чем они? Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастие. Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой участи - единственном человеке, которого я знал несчастливым, - и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: "Дай Бог ему счастия, дай мне возможность ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать". Потом любимую фарфоровую игрушку - зайчика или собачку - уткнешь в угол пуховой подушки и любуешься, как хорошо, тепло и уютно ей там лежать. Еще о том, чтобы дал Бог счастия всем, чтобы все были довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья, повернешься на другой бок, мысли и мечты перепутаются, смешаются, и уснешь тихо, спокойно, еще с мокрым от слез лицом.
Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели - невинная веселость и беспредельная потребность любви - были единственными побуждениями в жизни?
Где те горячие молитвы? где лучший дар - те чистые слезы умиления? Прилетал ангел-утешитель, с улыбкой утирал слезы эти и навевал сладкие грезы неиспорченному детскому воображению.
Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели остались одни воспоминания?
“Евгений Онегин” — первый русский реалистический роман и единственный в русской литературе роман в стихах. Сложность образа Е. Онегина прослеживается на протяжении всего романа. Это заключается хотя бы в том, что мы видим, как сильно различен Онегин в начале и в конце романа. В начале романа это молодой ловелас, который ездит с бала на бал. Но даже в этот период мы наблюдаем его сложность: в театр он ездил не для того, чтобы посмотреть великолепные постановки, не для того, чтобы увидеть на сцене блистательную Истомину. Онегина — “почетного гражданина кулис” — больше интересуют встречи и интрижки с “очаровательными актрисами”, чем сцена, искусство, ему нравится наводить “двойной лорнет на ложи незнакомых дам”. Сложный, противоречивый характер Онегина никак не укладывается в привычные схемы: герой — не образец, не злодей, он постоянно обманывает ожидания читателя. Не ответив на чувство Татьяны, он не стал, однако, “роковым соблазнителем”, не затеял полной любовной игры, не обманул ее доверия. Его отповедь была жестокой, но не была ни низкой, ни бесчестной. “В тот страшный час вы поступили благородно”, — скажет ему Татьяна. Но тот же Онегин бездумно оскорбил Ленского, не посмел отказаться от дуэли, убил друга... Сейчас я хочу высказать свое мнение об окончании романа. Я считаю, что роман можно было продолжить. Дело в том, что Пушкин с какой-то долей презрения относился к людям, похожим на Онегина. Мне даже кажется, что Пушкин, наверное, любил какую-то девушку, похожую на Татьяну, и эту девушку, наверное, покорял какой-то человек, похожий на Евгения. И исходя из всего этого, я считаю, что конец романа не мог быть счастливым. Ведь когда первые читатели романа упрекали Пушкина за то, что он так закончил роман, он им отвечал: “Вы за “Онегина” советуете другим ...” Сложность образа Онегина заключается еще в том, что Татьяну он полюбил не сразу, а потом, когда она уже вышла замуж за князя. А почему это произошло, мы читаем в романе. Да, мне больше всего и запомнились те строки, когда Пушкин дает объяснение тому, почему Евгений полюбил Татьяну: Но равнодушною княгиней, Но неприступною богиней. И особенно следующие строки: Что вам дано, то не влечет, Вас непременно змий зовет К себе, к таинственному древу: Запретный плод вам подавай. А без него вам рай не рай. Я думаю, что именно Евгений Онегин, и никто другой, является героем своего времени. Он является в романе человеком, которого убили воспитание и светская жизнь, которого никто не мог понять. Это мое мнение об Евгении Онегине, герое своего времени.
