И кудри виноградных лоз вились, красуясь меж дерев прозрачной зеленью листов. И, гладкой чешуей блестя, змея скользила меж камней. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! Держа кувшин над головой, грузинка узкою тропой сходила к берегу. Туманы, клубясь и извиваясь, сползли туда по морщинам соседних скал. Печорин, закутанный в шинель и надвинув на глаза шляпу, старался пробраться к дверям. Ее большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих что-нибудь похожее на надежду. За нею (тележкой) шел ее хозяин, покуривая из маленькой кабардинской трубочки, обделанной в серебро. И дремлет, качаясь(сосна), снегом сыпучим одета, как ризой, она. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, кто штык точил, ворча сердито, кусая длинный ус.
1. Проселочным путем люблю скакать в телеге И, взором медленным пронзая ночи тень, Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге, Дрожащие огни печальных деревень; Родина. 2.Завет предвечного храня, Мне тв арь покорна там земная; И звезды слушают меня, Лучами радостно играя. Пррок 3. Погиб Поэт! - невольник чести - Пал, оклеветанный молвой, С свинцом в груди и жаждой мести, Поникнув гордой головой!.. Смерть поэта 4. Ночевала тучка золотая На груди утёса-великана; Утром в путь она умчалась рано, По лазури весело играя; Утес 5. Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб, вечно зеленея, Тёмный дуб склонялся и шумел. Выхожу один я на дорогу 6. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, Кто штык точил, ворча сердито, Кусая длинный ус. Бородино 7. И молвил он, сверкнув очами: "Ребята! не Москва ль за нами? Умремте же под Москвой, Как наши братья умирали!" Бородино 8. Собранье зол его стихия. Носясь меж дымных облаков, Он любит бури роковые, И пену рек, и шум дубров. Мой демон 9. И мрачных туч огнистые края Рисуются на небе как змея, И ветерок, по саду пробежав, Волнует стебли омочённых трав... Вечер после дождя 10. Покажет образ совершенства И вдруг отнимет навсегда И, дав предчувствия блаженства, Не даст мне счастья никогда. Мой демон
Землемер Глеб Гаврилович Смирнов приезжает на станцию. До усадьбы, куда он направляется, ему остаётся 30-40 вёрст. После продолжительных поисков землемер находит Клима, «здоровеннейшего мужика, угрюмого, рябого, одетого в рваную сермягу и лапти». Он соглашается доставить землемера, куда тому требуется.
Спутники долго трясутся на ветхой телеге, которую тащит жалкая лошадёнка. Темнеет. Трусливого землемера начинают одолевать сомнения: уж не разбойник ли его возница. Телега сворачивает в лес. Землемер пугается ещё сильней и начинает хвастаться невероятной силой, револьверами, и рассказывать истории о своих сражениях с бандитами. Заехав в лес, Глеб Гаврилович просит не гнать так лошадей — его догоняют товарищи с револьверами, а вместе ехать веселее. Он делает вид, что хочет показать вознице несуществующие револьверы, и начинает рыться по карманам. Клим пугается и бросается в лес. Около двух часов Смирнов зовёт испуганного мужика, сильно замерзает и понимает, что от страха сильно «пересолил» с хвастовством.
Наконец перепуганный крестьянин возвращается. Смирнов признаётся ему в своей трусости, раскрывает обман, после чего они продолжают путь. Больше землемеру Клим опасным не кажется.
Здравствуй, папа. У нас с мамой все нормально. Она с утра до ночи на работе.Я весь день в школе. С учебой у меня все хорошо. По математике одни пятерки. Учительница даже похвалила меня. В общем, не волнуйся за нас. Мы с мамой по тебе очень скучаем и с нетерпением ждем твоего возвращения. Надеемся что ты там цел и невредим. Я очень хочу чтобы война поскорее закончилась. Нам тебя очень не хватает. Мы тебя сильно любим и ждем. Твоя дочь Вика.
И, гладкой чешуей блестя, змея скользила меж камней.
Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего!
Держа кувшин над головой, грузинка узкою тропой сходила к берегу.
Туманы, клубясь и извиваясь, сползли туда по морщинам соседних скал.
Печорин, закутанный в шинель и надвинув на глаза шляпу, старался пробраться к дверям.
Ее большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих что-нибудь похожее на надежду.
За нею (тележкой) шел ее хозяин, покуривая из маленькой кабардинской трубочки, обделанной в серебро.
И дремлет, качаясь(сосна), снегом сыпучим одета, как ризой, она.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый, кто штык точил, ворча сердито, кусая длинный ус.