Дружил я с воробьем. Всегда советовались друг другу, были вместе в беде и в радости. Жили так примерно две недели, пока не поссорились. Однажды я ушол домой, а воробей в это время нашел конопляное семечко и съел его. Рассердился я, подал в суд на воробья. Воробей тоже рассердился и тоже подал в суд.
Царь зверей лев и царь птиц орел рассмотрели и поднялись друг на друга войной и все из-за одного конопляного семечка. Сошлись птицы и звери в большом лесу. Птицы сверху бьют, звери снизу, а победить ни одно войско не может. Наконец изловчился лев и ударил орла лапой, сломал ему крыло.
Разошлись с поля боя птицы и звери, а орел остался сидеть на суку. Трое суток сидел, проголодался — ведь летать и пищу добывать он не может со сломанным крылом. Шел лесом охотник, увидел орла, наставил ружье, а орел и говорит:
— Не убивай меня. Возьми домой, накорми, вылечи.
Приютил старик-охотник орла. А был он богат, стадо имел большое. Целый год жил орел у старика — все стадо извел. Что ни день — то быка съедает. Старикова жена даже ругаться стала. Наконец зажило крыло, орел и говорит старику:
— Выпусти меня на волю.
Выпустил его старик. Взмахнул орел крыльями и улетел. Так высоко поднялся, что и не видно его стало.
«Прощай, мое богатство», — подумал старик.
Только через сутки вернулся орел, говорит:
— Садись на меня. Будем расчет держать.
Поднял старика в небо высоко-высоко и бросил вниз. А у самой земли подхватил на крылья.
— Ну как, страшно? — спрашивает.
— Страшно. Думал, умру от испуга, — отвечает старик.
— Вот и я то же самое чувствовал, когда ты в меня из ружья целился. Понес орел старика дальше. За леса унес, за высокую гору. Долетели они до бронзового дворца, спустились к воротам.
— Подожди меня, — говорит орел. — Я к младшей сестре зайду.
Зашел во дворец, спрашивает сестру:
— Как поживаешь, сестрица?
— Хорошо живу.
— Жалеешь ли меня, жалеешь ли мать и отца покойных?
— Жалею, братишка, тебя. А еще больше — мать и отца.
Ничего не сказал ей орел, повернулся и вышел. Дальше полетели. Долетели до серебряного дворца, спустились к воротам..
— Подожди меня. Зайду среднюю сестру проведать.
Зашел во дворец орел, спрашивает сестру:
— Как поживаешь сестрица?
— Живу по-прежнему.
— Жалеешь ли родителей, меня?
— Тебя очень жалею, — отвечает сестра. — А родителей — еще больше.
Повернулся орел и вышел за ворота. Полетели дальше. Спустились к крыльцу золотого дворца. Зашел орёл, спрашивает старшую сестру:
— Как поживаешь сестрица?
— Живу по-прежнему.
— Жалеешь ли родителей, меня?
— Жалею, да что мертвым от моей жалости? Тебя больше жалею. Оставайся жить у меня.
Целую неделю гостил старик у сестры орла, а потом домой запросился. Собрали его в дорогу, а сестра еще и сверток в белой тряпице подает, наказывает:
— Положи, дедушка, сверток за пазуху, да в дороге не открывай.
Посадил орел старика на спину, довез до большой горы, опустил на землю. Дальше — пешком добираться. Идет старик месяц, другой — не видно дома. А когда, наконец, подходить стал, решил отдохнуть. Сел и думает: “Да что подарку сделается, если я на него раз взгляну?” Развернул тряпицу — и возник перед ним золотой дворец. Загоревал охотник: как теперь его домой доставить?
Пока сидел так, подошел к нему какой-то седой, страшный на вид старик, говорит:
— Кто тебе разрешил на моей земле дворец ставить?
— Не сердись. Только не могу я собрать его вот в эту тряпицу.
— Я только дай слово и запиши кровью, что отдашь мне то, чего не видел в своем доме.
Согласился старик. Взял у колдуна собранный в тряпицу дворец и задумчиво побрел домой: все гадал — чего же он дома не видел.
А дома в его отсутствие родился сын. Три года ему исполнилось, пока отец путешествовал. Увидел он сына, затужил придется отдавать. И золотой дворец уже не радует.
Вот вырос сын. И однажды ночью приснился старику тот колдун. «Время отдавать обещанное», — напоминает. А старик и сына не отпускает, и не говорит о своем обещании никому. Тогда и сыну тот колдун во сне явился. «Почему не идешь ко мне? — спрашивает. — Ведь отец обещал отдать тебя мне в службу».
Проснулся утром сын, стал собираться к колдуну. Со слезами проводили его старик и старуха. Долго шел он по лесу — вышел на маленькую лужайку. На лужайке стоит избушка, в избушке на печке лежит старуха.
— Бабушка, пусти переночевать!
— А, это ты? Заходи. Мой старший брат давно поджидает тебя. Да только жить у него ты не сможешь, убьет он тебя.
Ничего не ответил ей юноша, лег спать, а утром пустился в дальнейший путь.
От Грушницкого не просто пахнет розовой помадой, а «несет». Духами он не просто надушился, а «налил себе полсклянки за галстух». Такоеописание «сияния мундира» (в действительности очень скромного) позволяет Лермонтову раскрыть существенную сторону характера Грушницкого, не прибегая к прямым авторским высказываниям, хотя при создании образа Грушницкого используется и этот прием. Рисуя портрет Грушницкого, Печорин не стремится представить его глупцом, франтом или злодеем. Он пишет: «... в те минуты, когда сбрасывает трагическую мантию, Грушницкий довольно мил и забавен»; когда он пытался поднять стакан, «выразительное лицо его в самом деле изображало страдание». Но, к сожалению, Грушницкий так углубился в свою роль, что ни разу не проявил своей природной доброты, а ведь Печорин упоминает, что он в сущности добрый малый. Читатель так и не увидел его выразительного лица без искажения, в котором повинен сам его обладатель.Портрет Грушницкого, как и других действующих лиц в романе, не дается статичным, а меняется в зависимости от душевного состояния героя. Перед дуэлью напускная храбрость и самодовольство Грушницкого сменяются растерянностью, у него появляются угрызения совести: «во взгляде его было какое-то беспокойство», «тусклая бледность покрывала его щеки», хоть он и постарался принять гордый вид. Когда Печорин объявляет свое условие, Грушницкий пытается договориться с капитаном; у него дрожат «посиневшие губы»; перед лицом смерти что-то искреннее мелькает в выражении лица Грушницкого; глаза его сверкают, лицо вспыхивает.
Главный герой повести Короленко В. Г. "Дети подземелья"- Вася. Когда умерла мать Васи, ему было шесть лет. Отец совсем забыл о нем, весь отдавшись своему горю. Вася рос как дикое деревце в поле, - никто его не окружал заботой, но ни кто и не стеснял его свободы. Жил Вася в Княж-городке, где доживали свои дни жалкие останки гордого панского величия. Город раскинулся внизу заплесневевших прудов. Серые заборы, пустыри с кучами хлама перемещались с ушедшими в землю хатками. Деревянный мост кряхтел, шатался точно дряхлый старик. Река, через которую перекинут мост, вытекала из пруда и впадала в другой. Посредине одного из прудов находился остров. На острове - старый, полуразрушенный замок. Вася всегда со страхом смотрел на это величавое дряхлое здание. Всякий бедняк мог найти в старом замке убежище. «Живет в замке» - эта фраза выражала крайнюю степень нищеты и падения. Но однажды общество замка разделилось. Вася со своими друзьями наблюдал, как происходило изгнание жильцов. И несчастные темные личности понурясь навсегда оставляли остров. После этого старый замок, от которого веяло прежде на Васю каким-то величием, потерял в его глазах всю свою привлекательность. Вася не мог забыть жестокости, с которой жильцы замка гнали своих несчастных сожителей, оставшихся без крова , у него сжималось сердце. На примере старого замка Вася впервые узнал истину, что от великого до смешного один только шаг. Великое в замке поросло плющом, мхами, а смешное казалось Васе отвратительным. Самая замечательная личность неужившаяся в старом замке - Тыбурций Драт. Происхождение его было неизвестно. Наружность пана Драта не имела ни одной аристократической черты, но глаза, сверкавшие из-под нависших бровей, смотрели упорно и мрачно, и в них светилось, вместе с лукавством, острая проницательность, энергия и недюжий ум. В них струилась глубокая неустанная печаль. Никто не знал, откуда у пана Тыбурция явились дети. Мальчик лет семи высокий, тонкий, черноволосый, угрюмо-шатавшийся по городу, и маленькая трехлетняя девочка. С тех пор как умерла Васина мать, а лицо отца стало еще угрюмее, его очень редко видели дома. Вася старался избегать встречи с отцом. Когда в доме все еще спали, Вася перелезал через забор и шел к пруду, где его ждали такие же сорванцы-товарищи. Васю звали бродягой, негодным мальчишкой и так часто укоряли в других наклонностях, что он сам поверил в это. Отец тоже поверил этому и делал попытки заняться воспитанием сына, но все кончалось неудачей. Видя строгое угрюмое лицо отца, на котором лежала суровая печать неизлечимого горя, Вася робел и замыкался в себе. Мальчику хотелось, чтобы отец обнял его, посадил на колени и приласкал, но отец смотрел на сына отуманенными глазами, и он весь сжимался под этим непонятным для него взглядом. Отец часто спрашивал Васю: «Ты помнишь матушку? » Конечно, Вася помнил ее. После смерти матери, впервые перед Васей открылся весь ужас загадки о жизни и смерти. Как прежде ему казалось, что она с ним, что сейчас он встретит ее милую ласку, но его руки протягивались в пустую тьму , и в душу проникало сознание горького одиночества. Тогда он сжимал руками свое маленькое, больно-стучавшее сердце, и слезы прожигали горячими струями его щеки. Но на вопрос высокого угрюмого человека, в котором Вася желал, но не мог почувствовать родную душу, он съеживался еще более и тихо выдергивал из его руки свою ручонку. И отец отворачивался от сына с досадою и болью. Между ними стояла какая-то неодолимая стена. Любя маму, когда она была жива, отец не замечал Васю из-за своего счастья. Теперь Васю закрывало от него тяжелое горе. И постепенно пропасть, разделявшая их, становилась все шире и глубже. Отец все больше убеждался, что сын - дурной, испорченный мальчишка, с черствым, эгоистическим сердцем. Отец понимал, что должен любить его, но не находить для этой любви угла в своем сердце. Вася чувствовал это. Наблюдая за отцом, слыша его глухие стоны от нестерпимой душевной муки, сердце мальчишки загоралось жалостью и сочувствием.
Дружил я с воробьем. Всегда советовались друг другу, были вместе в беде и в радости. Жили так примерно две недели, пока не поссорились. Однажды я ушол домой, а воробей в это время нашел конопляное семечко и съел его. Рассердился я, подал в суд на воробья. Воробей тоже рассердился и тоже подал в суд.
Царь зверей лев и царь птиц орел рассмотрели и поднялись друг на друга войной и все из-за одного конопляного семечка. Сошлись птицы и звери в большом лесу. Птицы сверху бьют, звери снизу, а победить ни одно войско не может. Наконец изловчился лев и ударил орла лапой, сломал ему крыло.
Разошлись с поля боя птицы и звери, а орел остался сидеть на суку. Трое суток сидел, проголодался — ведь летать и пищу добывать он не может со сломанным крылом. Шел лесом охотник, увидел орла, наставил ружье, а орел и говорит:
— Не убивай меня. Возьми домой, накорми, вылечи.
Приютил старик-охотник орла. А был он богат, стадо имел большое. Целый год жил орел у старика — все стадо извел. Что ни день — то быка съедает. Старикова жена даже ругаться стала. Наконец зажило крыло, орел и говорит старику:
— Выпусти меня на волю.
Выпустил его старик. Взмахнул орел крыльями и улетел. Так высоко поднялся, что и не видно его стало.
«Прощай, мое богатство», — подумал старик.
Только через сутки вернулся орел, говорит:
— Садись на меня. Будем расчет держать.
Поднял старика в небо высоко-высоко и бросил вниз. А у самой земли подхватил на крылья.
— Ну как, страшно? — спрашивает.
— Страшно. Думал, умру от испуга, — отвечает старик.
— Вот и я то же самое чувствовал, когда ты в меня из ружья целился. Понес орел старика дальше. За леса унес, за высокую гору. Долетели они до бронзового дворца, спустились к воротам.
— Подожди меня, — говорит орел. — Я к младшей сестре зайду.
Зашел во дворец, спрашивает сестру:
— Как поживаешь, сестрица?
— Хорошо живу.
— Жалеешь ли меня, жалеешь ли мать и отца покойных?
— Жалею, братишка, тебя. А еще больше — мать и отца.
Ничего не сказал ей орел, повернулся и вышел. Дальше полетели. Долетели до серебряного дворца, спустились к воротам..
— Подожди меня. Зайду среднюю сестру проведать.
Зашел во дворец орел, спрашивает сестру:
— Как поживаешь сестрица?
— Живу по-прежнему.
— Жалеешь ли родителей, меня?
— Тебя очень жалею, — отвечает сестра. — А родителей — еще больше.
Повернулся орел и вышел за ворота. Полетели дальше. Спустились к крыльцу золотого дворца. Зашел орёл, спрашивает старшую сестру:
— Как поживаешь сестрица?
— Живу по-прежнему.
— Жалеешь ли родителей, меня?
— Жалею, да что мертвым от моей жалости? Тебя больше жалею. Оставайся жить у меня.
Целую неделю гостил старик у сестры орла, а потом домой запросился. Собрали его в дорогу, а сестра еще и сверток в белой тряпице подает, наказывает:
— Положи, дедушка, сверток за пазуху, да в дороге не открывай.
Посадил орел старика на спину, довез до большой горы, опустил на землю. Дальше — пешком добираться. Идет старик месяц, другой — не видно дома. А когда, наконец, подходить стал, решил отдохнуть. Сел и думает: “Да что подарку сделается, если я на него раз взгляну?” Развернул тряпицу — и возник перед ним золотой дворец. Загоревал охотник: как теперь его домой доставить?
Пока сидел так, подошел к нему какой-то седой, страшный на вид старик, говорит:
— Кто тебе разрешил на моей земле дворец ставить?
— Не сердись. Только не могу я собрать его вот в эту тряпицу.
— Я только дай слово и запиши кровью, что отдашь мне то, чего не видел в своем доме.
Согласился старик. Взял у колдуна собранный в тряпицу дворец и задумчиво побрел домой: все гадал — чего же он дома не видел.
А дома в его отсутствие родился сын. Три года ему исполнилось, пока отец путешествовал. Увидел он сына, затужил придется отдавать. И золотой дворец уже не радует.
Вот вырос сын. И однажды ночью приснился старику тот колдун. «Время отдавать обещанное», — напоминает. А старик и сына не отпускает, и не говорит о своем обещании никому. Тогда и сыну тот колдун во сне явился. «Почему не идешь ко мне? — спрашивает. — Ведь отец обещал отдать тебя мне в службу».
Проснулся утром сын, стал собираться к колдуну. Со слезами проводили его старик и старуха. Долго шел он по лесу — вышел на маленькую лужайку. На лужайке стоит избушка, в избушке на печке лежит старуха.
— Бабушка, пусти переночевать!
— А, это ты? Заходи. Мой старший брат давно поджидает тебя. Да только жить у него ты не сможешь, убьет он тебя.
Ничего не ответил ей юноша, лег спать, а утром пустился в дальнейший путь.