думаю так
Объяснение:
Все фамусовское общество представлено в произведении такими людьми, которые ценят в своей жизни только положение в обществе, богатства и чины. Деньги для представителей «века минувшего» являются основной жизненной ценностью. Именно поэтому Павел Афанасьевич Фамусов говорит своей дочери Софье, что бедный человек ей не пара. По мнению фамусовского общества, жених – это тот, у кого «наберется душ тысячки две родовых»
Подробнее: https://obrazovaka.ru/sochinenie/gore-ot-uma/famusovskoe-obschestvo.html
К тюркоязычным народам относится большая группа этносов, говорящих на тюркских языках – турки, азербайджанцы, туркмены, казахи, киргизы, узбеки, уйгуры, тары, каракалпаки, тувинцы, хакасы, якуты и др.
Сведения о ранних мифологических представлениях тюрок невелики. Известно о почитании неба, солнца, особенно восходящего, трехчленной вертикальной структуре мира.
Верховное божество тюрок, как и большинства центральноазиатских народов, – Тенгри. Тенгри распоряжается всем на свете, наделен антро чертами. Женское начало олицетворяла богиня плодородия Умай, супруга Тенгри, покровительствовавшая воинам. Также почиталось божество воды Йер-су. В подземном мире господствовал Эрлик.
Из ранних мифов наиболее известно предание о происхождении тюрок. Когда племя ашина (тюрк) было истреблено врагами только один мальчик, – его выкормила волчица, ставшая его женой. Потом потомки этого странного союза поселились на Алтае, откуда и начали свой победоносный путь тюрки.
В дальнейшем на развитие изначального тюркского пантеона оказал серьезное влияние ислам, в результате чего многие тюркские божества слились с исламскими. Часть их трансформировалась в мусульманских святых, часть превратилась в демонов. Сохранилась, более того развивалась преимущественно низшая мифология – духи, чудовища и пр.
Наименьшей трансформации подверглась мифология саяно-алтайских тюркоязычных народов. При традиционной вертикальной проекции у указанных народов существует оригинальная космогония. Согласно ей мир сотворили две утки. Одна из них разбрасывала ил, из которого возникла земля; вторая – камешки, из каких появились горы. Впоследствии первая утка стала восприниматься в качестве Ульгеня, светлого демиурга, вторая – Эрлика, дьявола и владыки царства мертвых. При этом последний пользовался особым почитанием у этноса телеутов. К тому же считалось, что хотя людей создал Ульгень, душу в них вдохнул Эрлик – потому-то Ульгень руководит человеком при жизни, а после смерти душа находится всецело во власти Эрлика.
Еще одно интересное предание связано с именем Шалыга. Дерзкий охотник, он попытался проникнуть в жилище Эрлика, за что разгневанный бог ранил безрассудного стрелой в ногу и язык и превратил его в косноязычного и хромого духа, с одной стороны покровительствующего охотникам, с другой мучающего их ломотой в костях.
У саяно-алтайских народов есть любопытные иранские заимствования, напр. культурный герой Сартакпай (Строитель) – ему приписывается прокладка рек, каналов, дорог, строительство мостов и т.д.
Якутская мифология испытала относительное влияние тюркской культуры. Якутам свойственны тотемистические мифы, в первую очередь о вороне, напр. Хаара Суоруне. В представлении якутов бог создал человека одновременно с конем, причем сначала существовал своего рода «кентавр», впоследствии разделившийся на двух существ.
Объяснение:
Это несколько легенд тюркоязычных народов.
Можете выписать нужные.
В завязке мы видим двух плотников, которые, позабыв о строящейся купальне, уже час сидят в воде, пытаясь достать налима. Их описание "посинели от холода", "с треугольным лицом", "горбатый" и пр. также придают ещё большую комичность действию, равно как и брань по адресу налима, и просторечные слова. Именно диалог действующих лиц является стержнем рассказа, и здесь автор также использует контраст: герои вставляют в речь явно несвойственные плотникам слова "комплекцыя", "командер", и тут же - "чёрт", "шут", "глыбоко", - сочетание беспроигрышно комическое.
Действие развивается, как в сказке про репку: горе-рыболовы привлекают к ловле налима проходящего мимо пастуха, который ради такого дела даже бросает стадо. Его ни к чему не приводит, коровы забредают в сад, на шум выходят господа... О налиме говорят барину, глаза которого тут же "подёргиваются лаком". Эта маленькая деталь сразу рисует нам Андрея Андреевича - гурмана, любителя удовольствий. Об же говорят и другие штрихи - он выходит из дома в персидском халате, с газетой, хотя день уже перевалил за полдень. И когда вызванный кучер Василий тоже не справляется с налимом, наступает кульминация повествования: изнеженный, ленивый господин, барин Андрей Андреич тоже решается влезть в воду, где илистое дно и коряги. Но вытащить рыбу с ходу не получается и у него, решаются на крайние меры - подрубить корягу, под которую забился налим. Дальше автор вновь использует ювелирно выверенные фразы: "Андрей Андреич, к великому своему удовольствию, чувствует, как его пальцы лезут налиму под жабры". Навряд ли это приятное ощущение, когда ваши пальцы погружаются в чьи-то жабры, но как же хочется вытащить рыбу!
Наконец показывается сам виновник переполоха, большой, тяжёлый. У окружающих - "медовая улыбка", все чувствуют облегчение, напряжение отступило... И - ожидаемая, но при этом внезапная развязка! "Налим вдруг делает резкое движение хвостом вверх... и поминай как звали." После последнего просторечного оборота Чехов не добавил ни слова, и в этом великое мастерство беллетриста: читатель подробно видит в воображении немую сцену, которая тем и смешней, что не описана автором.
В этом коротком юмористическом рассказе есть и толика сатиры: Чехов высмеивает людей, которые всегда знают, как и что нужно делать, и считают лишь себя хорошо справиться с задачей. "Четыре вас дурака", "постойте, я налима вытащу", - говорит барин, и в итоге рыба уходит у него из рук. Злорадство и сдерживаемые усмешки "мужиков" остаются за скобками повествования, но вообразить их не составляет труда. Налим и так и так не достался бы плотникам, пастуху и кучеру, и их смех над ситуацией будет искренним. Как и смех читателя, видевшего всю эту картину.